Блаженные похабы

К сожалению, мы не знаем, каков был в эпоху гонений на юродство статус Симеона Эмесского, но как бы то ни было, первое свидетельство его почитания обнаруживается в Синайских святцах IX в. Там же находим и память Виталия (из жития Иоанна Милостивого), который, правда, в отличие от Симеона юродивым не назван[316]. Но если Симеон после этого имел всегда одну и ту же дату поминовения (21 июля) и фигурирует во всех без исключения менологиях, то твердая дата для Виталия так и не устоялась[317].

Гораздо более важным представляется повторное появление юродивого на улицах византийского города. Первым таким святым следует признать доселе совершенно забытого Павла Коринфского[318] (BHG, 2362). Этот святой хорошо представлен в синаксарях начиная с X в. (под 28 февраля, 6 ноября и т. д.), но единственное, что мы из них узнаем, это характер подвига: Павел обозначается как σαλός. Посвященное ему в ряде синаксарей двустишие[319] также не добавляет никаких подробностей. Житие Павла, обнаруживаемое под 29 февраля в одной парижской рукописи (Cod. Paris. Gr. 1452, fol. 227v), обрывается на первой же фразе[320]. В. Г. Васильевский, проанализировав состав этого сборника, пришел к выводу, что самый поздний из упоминаемых там святых жил во второй половине IX в.[321] Впрочем, кое–какие выводы можно сделать даже из этих скудных сведений: после двухвекового перерыва юродство в середине IX в. возродилось уже на чисто греческой почве. Это понятно: на Востоке, причем не только в завоеванных арабами, но и в прифронтовых областях, культурный ландшафт совершенно переменился. Однако первой площадкой «второго издания» юродства стала и не столица, где идеологический присмотр властей был особенно силен, а Трулль- ский запрет до поры до времени соблюдался неукоснительно. Появление юродивого именно в Коринфе понятно: по археологическим данным, город после 835 г. непрерывно растет; ведется обширное строительство; к середине века окончательно побеждает денежная экономика[322]; в городе появляется целый ряд известных церковных деятелей[323]. Все это говорит о том, что культурная почва Коринфа была уже вполне готова для появления юродивого — непременного обвинителя благополучной христианской жизни.

Существует, но до сих пор не привлекал ничьего внимания стихотворный канон в честь Павла[324], из которого можно почерпнуть о нем довольно много сведений. Канон был написан земляком святого (стк. 200—202, ср. 242), по случаю нападения на Коринф врагов (стк. 64— 67, ср. 214, 242—244), «измалильтян» (стк. 220—222), то есть арабов. Эта осада известна по другим источникам и датируется 879 г.[325] Видимо, Павел умер незадолго до набега, причем царивший среди горожан страх перед арабами немало способствовал росту популярности святого:

«Когда твои родные, знакомые и [весь] народ твоей родины, начальники (άρχοντες·), а заодно женщины и бедняки взирают на твою могилу, они восхищаются на твои добродетели и, оплакивая свое сиротство, вопиют [к тебе], именуя тебя отцом и великим заступником» (стк. 207—214).

Обратим внимание: святой окружен родными и знакомыми, он больше не является человеком ниоткуда, как Симеон или Виталий. Кроме того, в дело почитания включаются городские власти. Наконец, названы две конкретные группы населения, видимо, первенствующие в создании культа: женщины и бедняки, то есть де- примированная часть общества.

Чем же занимался юродивый? «Неприличными словами (λόγοι? άσχήμοσι), издеваясь над безмозглыми и неразумными (έπιγελών τού? άφρονα? και άνοήτου?), ты, о мудрый, сделался для них [символом] глупости ради Христа и посмешищем (μωρία διά Χρίστον και παίγνων γέγονα?) (стк. 33—36)». И далее: «Из‑за своих непристойных речей ты казался всем встречным посмешищем (ρήμασιν άσχήμοσι τοΐ? έντυγχάνουσι παίγνιον… ώφθη?)» (стк. 79—82). Он не только «говорил непристойно, [но] и неприличные песенки [всегда] были у него на устах ('Ομίλων άσχημόνω? καί ασμάτων ασέμνων χείλη πληρών) (стк. 153—155). Подобно своим предшественникам, Павел был «доставителем нищепитания, распределяя нуждающимся (еду) до насыщения и раздавая богатство, которое получил от благочестивых и христолюбивых мужей» (стк. 51—57). Так же, как они, «ты был украшен, от- че, обнаженностью своих ног и лохмотьями» (стк. 98— 99). Так же как они, «ходил по ночам, с молитвами и просьбами [к Богу], и сиял своими добродетелями, словно днем» (сгк. 197—199). Как любой юродивый, Павел днем безобразничал, «а ночами, когда его не видели, орошал луг своих [духовных] насаждений источниками слез» (стк. 111—114). Но намечаются и кое–какие отличия.