Блаженные похабы

Итак, святой Виталий – ибо таково было его имя – желал избежать людской славы и спасти души из тьмы. Закончив работу и получив плату, он говорил самому себе так, чтобы все слышали: «Пошли, господин, госпожа такая-то ждет тебя»… Когда многие обвиняли его и смеялись над ним, он отвечал: «В чём дело? Разве я не обладаю телом, как все? Или Бог на одних монахов гневается за то, что они умерли в здешней жизни? Воистину, и они – люди, как и все». Тогда некоторые сказали ему: «Авва, возьми жену, смени облачение и заведи детей! Не надо хулить Бога и брать на себя грех за те души,которые ты уязвил (ίνα μή βλασφημήται ό θεός δια σου και έχης κρΐμα τών σκανδαλισμένων ψυχών εις σε)!» Он же отвечал им с руганью, прикидываясь рассерженным: «Клянусь Господом, я вас не слышу! Уйдите от меня! Неужто ничего другого не могу я сделать, дабы вы не были оскорблены (σκανδαλίζησθε), как только взять себе жену, заботиться о доме и проводить жалкие дни (ποιώ κακάς ήμέρας)? Нет, о Боже, желающий соблазниться – соблазнится в любом случае (ό θέλων σκανδαλισθήναι σκανδαλισθη) и будет бодаться (και κριό ν δώσει) [CCXXXV]. Чего вы от меня хотите? Неужто Он поставил вас надо мною судьями? Уйдите, занимайтесь своими делами! Не вы за меня ответчики. Один Судия и святой Судный день – ив этот день Он воздаст каждому по делам его. Если бы Бог не захотел, я бы не пришёл в Александрию!» Он говорил всё это, буяня (στασιάζων) и крича, так что в конце концов все закрыли свои рты. А он напоследок сказал: «Воистину, если вы не уступите, я сам вас, на вашу беду, заставлю уступить». И некоторые из законников церковных, часто слыша от него такое, принесли жалобу на него патриарху. Но Бог, зная, что святой не хочет Его обидеть (ου θέλει προσκροϋσαι αύτώ ό όσιος), укрепил сердце патриарха, и он не поверил ничему (388).

Здесь, как мы видим, тема юродского кощунства предстает в кристаллизованном виде, как философская система, ибо хотя внешне приведенный диалог выглядит крайне сумбурным, в нём все обоснования проговорены куда четче, чем в житии Симеона. Позиция юродивого может быть сформулирована так: Бог сам решает, что для Него оскорбительно, а что нет; соблазн же людей есть их собственная вина. Это последнее положение несколько модифицируется дальше:

А раб Божий Виталий не прекращал своих трудов. И о том он просил Бога, чтобы после смерти [разрешено ему было] явиться некоторым во сне и ободрить их и чтобы не засчитывалось в грех, если кто-то соблазнился из-за него (μή λογίσηται άμαρτ’ιαν τοις σκανδαλιζομένοις ας αυτόν). «Ибо то, что я делал, – говорил он, – могло вызвать соблазн (εύσκανδάλιστόν έστιν), и я не держу зла на человека, даже если он что и сказал [против меня]» (389.90-93).

Перед смертью Виталий оставил на полу своей кельи надпись: «Александрийцы, никого не судите до времени, пока не пришёл Господь!»