Блаженство по Августину

Кое-кто из старших грамматиков от домашних каникул отказался. Хотя с младшими и средними по той же каникулярной причине недобор, — справедливости ради отметил Аврелий, чтобы не очень возгордиться и возноситься, понимая, почему его взяли в сегодняшнюю игру. По дороге на Болотные холмы он даже начал суеверно, мнительно опасаться: как бы ему не ошибиться наспех, не сыграть оплошно или плохо распорядиться мячом, прохлопать неожиданную передачу от партнеров…

В пути Аврелий и Нумант не задержались, ничуть не припозднились, прибежали раньше, нежели к полю будущего сражения неспешно подтянулся вслед за ними кое-кто из старших игроков, предпочитающих не вскакивать заполошенно чуть-чуть свет во время благодатных виноградных каникул.

Майoристы, они везде такие, с ленцой, поспешают медленно, оттого что старше и умнее, — рассудил Аврелий, пока Нумант тщательно натирал его тело скользким маслом. А перед схваткой можно и слегка расслабиться в охотку, если заранее размялся быстрым бегом.

Тут Аврелий немножко пожалел, что нет с ними соседской девчонки, легконогой Кабиро, той самой, с кем бегал наперегонки, кто прошлой осенью приохотила его к игре в гарпастон. Девчонкам здесь не место, потому что атлеты по старой олимпийской традиции состязаются совсем голыми. Пускай это ей совершенно безразлично. Всякого-якого, такого-сякого жрица Кабиро насмотрелась в личной жизни. Большим и малым обнаженным мужеством ее не удивить, не поразить…

Поразительно, как много попутных мыслей, частичек воспоминаний, переходящих прошлых впечатлений мелькают в голове, если расслабляешь мышцы! Или же, напротив, в те краткие мгновения, когда ты напряжен и к бою готов, еще быстрее движется ускоренное мысленное время!..

Конечно же, к сложнейшим рассуждениям о частном человеческом и общечеловеческом историческом времени в неполных тринадцать лет Аврелий Августин еще не подходил, не подступался проницательно и проникновенно. В ту пору мальчик Аврелий вскользь, словно камешек, пущенный по гребням морских волн, мог припомнить: с Кабиро его свел общительный прохиндей Оксидрак.

Надо же! Паллантов раб очень тебе баснословно утверждает, будто он сын немыслимо знатных родителей-индусов, и его младенцем будто бы в Индии похитили каппадокийские купцы — разбойники и работорговцы.

Вот этот педагог-пролаза, демагог-охмуряла Оксидрак хитро надоумил Аврелия, как хозяйского милого дружка, держаться со сверстницей-девицей Кабиро на короткой ноге. Мол, очень пригодится в скором будущем. Потому что эта красивая девочка не только родная дочь богатой матроны-домины, владеющей самым почитаемым и дорогим лупанаром в городе, но и пифагорейское воплощение одноименной нимфы.

— …А также она… — с драматической паузой понизил голос до благоговейного шепота Оксидрак, — есть и пребудет высокой степени посвящения маленькой жрицей Великой матери богов фригийской Кибелы и приобщена к высшим мистериям владычицы всей природы египетской Исиды…

До разноименных языческих богинь, богов Аврелию тогда было мало религиозного дела, если не учитывать того, что изучается в книгах и на учебных табличках в школе на грамматических уроках у Клодия. Но гибкая, стройная, стремительная как ласка, золотоволосая Кабиро ему понравилась не чем-нибудь, но плавными, способными неимоверно ускоряться движениями.

В ней ни на зету не наблюдалось девчачьей отроческой угловатости и вихляющей разболтанности в мосластых локтях и коленях, какие свойственны недозрелому женскому естеству. От природы Кабиро прекрасно владеет собственным телом, ловким и увертливым. Будь то при игре в пятнашки с подоткнутым подолом туго подпоясанной по-мальчишечьи туники или в беге взапуски, одолеть ее не так-то просто.

Как-то под вечер после уроков она вызвала Аврелия соревноваться за городской стеной среди колючих зарослей. Отправились они туда вдвоем — Нумант с дубинкой не считается, ему не бегать, если он их оберегает и защищает.

Там Кабиро быстро избавилась от обеих туник, сдернула повязку с узких бедер… Оставшись совсем нагишом, насмешливо глянула на Аврелия. Подразумевалось: так и побежишь, цепляясь подолом за колючки? Пришлось самому догола показаться девчонке-ровеснице. Хотя здорово было стыдно и позорно, какой бы она тебе ни была жрицей, до последнего волоска в мужском паху посвященной в детородные любовные таинства всех великих богинь.

К тому же следовало поберечь тунику, не изорвать ее, не измарать… Одежда стоит дорого, о том тебе без устали долдонят Кальпа с Абинной. За стирку операрии-фулоны, владеющие секретами мытья шерсти, требуют безумные деньги серебром. А тут и суммы медных ассов, какие у тебя когда-то имелись, на одной левой хватит пальцев пересчитать.

При всем при том Клодий может поставить тебе на вид неподобающий, неправомерный облик ученика славной школы. Грязь и рвань у него далеко не приветствуются снисходительно.