Бледна как смерть

Думаю, ее муж, охваченный горем, не заметил записки. Порыв отца, забравшего записку, я не могу объяснить, поскольку он не знает, что я видела и сохранила ее. Я не знаю, чувствует ли он вину за ее смерть и должен ли винить себя. Если кто-то и виноват, так это ее муж. Хотя, учитывая меланхолический склад ее характера, вряд ли кто-то смог бы сделать ее счастливой, не говоря уже о болезненном ребенке, требующем внимания и заботы. Конечно, папа и раньше сталкивался с теми, кто лишил себя жизни, и я подозреваю, что он не хотел, чтобы репутация несчастной женщины была запятнана и чтобы ее лишили права быть похороненной по христианскому обряду. Я уверена, что, оказав эту последнюю услугу, а именно объявив ее смерть несчастным случаем и уничтожив доказательство обратного, он пытался искупить свою вину.

Безусловно, я могу рассказать об этом Элеоноре, пока жив папа. Но я не знаю, стоит ли вообще когда-либо рассказывать ей об этом. В судьбу Элеоноры снова вмешивается смерть, но, по крайней мере, она избавит меня от необходимости принимать решение.

Твоя преданная сестра Дженет».

Колечко рыжих волос в медальоне. Пра-пра-пра-прабабушка Бетани. Возможно, прядь волос принадлежит вовсе не Дженет Маршалл. Это могла быть прядь самых знаменитых золотисто-рыжих волос в истории искусства.

Спина Наташи покрылась мурашками. Тень на фотографиях, сделанных в Литтл Бэррингтоне, когда Бетани изображала Офелию. Как Лиззи Сиддал. Теперь она проклинала себя за то, что не сохранила их. Так легко было вынести их из студии, спрятав под пальто!

Кто-то стучал в ее дверь, настойчиво и громко. Держа письмо в руке, Наташа пошла открывать.

На пороге стоял Джеймс.

– Ты что, оглохла?

В течение минуты она смотрела на его улыбающееся, усталое и небритое лицо, чтобы вернуться к действительности.

– Вчера вечером, – сообщил он. – Мэри только-только вернулась из архива, когда все началось.

Наташа обняла его за шею.

– Поздравляю.

Он продолжал улыбаться, и она засмеялась.

– Ну, давай, рассказывай подробно.

– Он родился в восемь вечера, дома. Семь фунтов и три унции.

– А Мэри?

– Она чувствует себя прекрасно.

– Когда можно их увидеть?

– Сейчас, если хочешь.

Мэри сидела в кровати. Шерстяной жакет был наброшен на плечи, волосы собраны в пучок на затылке. Она выглядела бледной и усталой, но в целом ничего не изменилось.

Ребенок лежал у нее на руках. Занавески были закрыты, ночник отбрасывал на стены розовые тени.

Наташа на цыпочках прошла к кровати, всмотрелась в маленькое красное сморщенное личико на фоне ночной рубашки Мэри, потрогала крошечную идеальную ручку, зажатую в кулачок. Она протянула палец, коснулась черного пушка волос на его макушке, потом посмотрела на Мэри.

– Он такой красивый, – прошептала она, потом нагнулась и легко поцеловала подругу в щеку.

Младенец засопел, пошевелился. Посмотрел на нее.

– Ну, здравствуй, маленький мужчина.

Случилось то, что случилось. Следующее поколение.

Когда Наташа смотрела в его голубые глаза, она не смогла удержаться от мысли: «Откуда ты пришел?»

Достаточно посмотреть на ребенка, чтобы начать верить в перевоплощения, существование души вне тела и тому подобное. Трудно поверить, что это крошечное существо создано из генов и отдельных клеток. По крайней мере, здесь этот ребенок был долгожданным для обоих родителей, он пришел в мир с перевесом в свою пользу.

– Как его зовут?

– Кьеран.

Младенец пискнул, и Мэри засунула свою маленькую грудь в крошечный ротик, который сразу замолчал и начал сосать. Наташа присела на плетеный стул рядом с кроватью, наблюдая за тем, как они смотрят друг другу в глаза. Они вдвоем создавали впечатление единого целого. Мать, кормящая дитя, – сюжет, тысячи лет вдохновлявший творцов любой национальности, на всех континентах.

Опыт, которого лишили Лиззи Сиддал.

Наташа по-прежнему держала в руках письмо и записку нынешнего доктора Маршалла. Его адрес и регалии были напечатаны в правом верхнем углу конверта. «Педиатр-консультант». Искупление грехов отца? Или, точнее, прапрадеда.

У молодого Джона Маршалла не было возможности рассказать Элеоноре правду. Он умер вскоре после Дженет, задолго до кончины своего отца.

Она сложила письма, открыла конверт, чтобы вложить листки и заметила в глубине еще одну бумажку. Обрывок, о котором упоминала Дженет в своем письме.

Маленький кусочек тонкой бумаги. Записка написана небрежным, прыгающим почерком, который Наташа не знала.

Однако слова были знакомыми. У Наташи замерло сердце:

Не прощайся со мной,
Я ухожу в неведомую землю,
Где наконец ты станешь моим.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Наташа направлялась в центр города, намеренно выбрав дорогу, проходящую как можно дальше от колледжа Эксетер.

Выставка откроется сегодня.