Бледная графиня

— Так себе… Но я не ропщу я довольствуюсь тем, что имею.

Они поднялись этажом выше, и Дора подвела графиню к массивной двери, в которой находилось маленькое окошко. Через него, не входя внутрь, можно было видеть все, что происходит в комнате.

— Больная здесь, — сказала Дора. — Извольте взглянуть в это окошечко.

Ужасное зрелище представилось взгляду графини.

Палата была просторна, с решетками на окнах, в ней стояло несколько кроватей, по бокам которых свисали ремни для пристегивания сумасшедших. Посреди комнаты стояли в ряд, на некотором отдалении друг от друга, четыре высоких крепких стула, окованных железом. Стулья были привинчены к полу, на спинке их и на сидении также прикреплены были толстые ремни, которыми пристегивали во время припадка буйных.

Из четырех стульев занят оказался только один. Несчастная сумасшедшая в смирительной рубашке с завязанными на спине длинными рукавами была еще дополнительно пристегнута к стулу ремнями у ног, бедер, на талии и у плеч. Она была совершенно неподвижна, голова с упавшими на лицо длинными спутанными волосами бессильно свесилась на грудь.

— Это София Бухгардт? — с содроганием спросила графиня, не узнавая несчастную.

— Да, ваша милость, это она. Боже мой, сколько горя с этими буйными! Там на постели лежит еще одна, пристегнутая ремнями. Если ее освободить, то несколько часов она будет спокойна, пока не соберется с силами, а потом припадок бешенства снова повторится, и горе тому, кто попадет тогда ей под руку. Ах, ваша милость, Бог тяжело испытывает некоторых людей…

— Отведите меня к другой вашей пациентке, — приказала графиня.

Дора беспрекословно повиновалась. Они прошли дальше по коридору и остановились у двери маленькой комнатки, где находилась Лили.

Девушка не могла найти себе покоя с той ночи, когда ее домогался Гедеон.

Дора отперла дверь. Графиня ступила через порог.

Увидев перед собой мачеху, Лили испуганно вскочила и невольно попятилась. Неужели эта страшная женщина даже здесь не может оставить ее в покое, неужели ей еще мало того зла, которое она причинила?

— Несчастная, — произнесла графиня укоризненным тоном. — Вы все еще не желаете осознать истину? Вы все еще упорствуете в своей скрытности? Почему вы не хотите назвать того, кто склонил вас к такому безнравственному поступку?

Лили протянула вперед руки, как бы желая защититься, она не могла произнести ни слова в ответ, ужас охватил ее при виде мачехи, которая поклялась лишить ее всего — имени, состояния, самой жизни.

— Ты и здесь не оставляешь меня в покое? — произнесла она наконец едва слышно. — Что тебе еще от меня нужно?

Графиня обернулась к Доре.

— Мне кажется, что состояние ее ухудшилось, — сказала она. — Об этом явственно свидетельствуют и ее слова, и весь облик.

Лили вся обмерла, услышав эти слова, а графиня, больше не удостаивая ее взглядом, вышла и в коридоре сказала сиделке:

— По-моему, с ней ничего не удастся сделать.

— Да, вы правы, — с готовностью подтвердила Дора. — Мне и самой так кажется, хоть я и не врач. Она и выглядит хуже, чем раньше, и слова какие-то странные, в глазах постоянный испуг… Мне так жаль бедняжку, я тысячу раз молила нашего Господа сжалиться над ней…

С этими словами она заперла снаружи комнатку Лили и последовала за графиней.

— Да, теперь я вижу, как тяжела ваша работа, — притворно вздохнула графиня и вложила в поспешно протянутую руку Доры довольно увесистый кошелек.

— Ах, тысячу раз благодарю вас, ваше сиятельство, — благоговейно прошептала Дора, с рабской признательностью целуя полу платья графини. — Да благословит вас Бог за вашу доброту!

— Я думаю, с вами можно говорить откровенно, — сказала графиня, пристально глядя на нее. — Хочется высказать некоторые соображения относительно обеих больных, но здесь это невозможно, есть ли у вас более удобное место?

— Да, ваше сиятельство, здесь неподалеку есть пустая комната, — сообщила Дора и повела графиню в конец коридора, где находилась комната.

Они вошли. Дора предложила сиятельной гостье стул.

— Заприте дверь, — приказала графиня.

Дора исполнила это приказание с большой готовностью.

— Что вы думаете о состоянии Софии Бухгардт? — спросила графиня. — Может ли она поправиться?

— Все в руках Божьих, ваше сиятельство.

— Отвечайте прямо, что вы думаете.

— В таком случае я отвечу, что об улучшении нечего и думать.

— Сколько она еще сможет так прожить?

— Может быть, несколько месяцев, а может быть, и лет.

— На какие муки она обречена! — вздохнула графиня. — Ну, а вторая?

— Эта может протянуть еще дольше, потому что она молода и не подвержена приступам бешенства.

— А нельзя ли поместить их обеих в одну комнату? — спросила тогда графиня. — Они знакомы друг с другом, сумасшествие обеих должно сблизить их еще больше, что, в конечном итоге, благоприятно скажется на их здоровье.

Дора удивленно взглянула на графиню и тут же поняла, что та имела в виду. О, эти партнерши оказались достойны друг друга!

— Что ж, — сказала она, — конечно, можно попробовать, если вы так считаете. Может быть, в состоянии здоровья обеих несчастных и наступит улучшение.