— Мистер Блэкстоун! — нахмурился доктор, — ваш сарказм неуместен в данной ситуации.
— Простите, — кивнул его собеседник, не испытывая никаких угрызений совести, — но вы могли спросить об этом раньше, а не возиться с этой истеричкой. Она же постоянно рыдает. А если не рыдает, тогда хнычет. Вам трудно представить, как это действует на нервы.
— Я вполне могу себе это представить, сэр. Я понимаю, как вас это раздражает.
— Нет, вы не понимаете, как это меня раздражает, — выделил Джефф слово «как».
— Итак, где Элинор?
— Говорят, ушла к себе. Я не успел это проверить. Надеюсь, что это на самом деле так.
— Хорошо, — доктор Рэндалл поднялся, — схожу к ней. Представляю, как она ужасно себя чувствует, бедная девочка.
Джефф кивнул. Он налил себе бренди и устроился на диване, который недавно покинула Маделайн.
Доктор Рэндалл поднялся по лестнице наверх, не тратя времени на ненужные вопросы. Он прекрасно знал, где находится комната мисс Беррингер.
Элинор в самом деле оказалась там. Она сидела в кресле, неподвижная и безучастная. Увидев доктора, она слабо улыбнулась.
— Здравствуйте, доктор. Вы уже знаете?
— Да, конечно. Ужасное происшествие, — он покачал головой и подошел к ней, — как ты себя чувствуешь, Элинор?
— Не знаю.
— Что-то мне не нравится твое состояние. Дай-ка руку.
Элинор послушно протянула ему руку. Доктор сосредоточенно посчитал ее пульс, отметив про себя, что тот слишком ровный даже для здорового человека, не омраченного никакими горестями.
— Плохо, Элинор, — сказал он, — мне это не нравится. Тебе нужно встряхнуться.
— Встряхнуться, вот как? — она приподнялась на месте, — и что вы мне посоветуете, доктор? Бренди?
— Это уже лучше, — не отвечая на ее вопрос, проговорил Рэндалл, — я понимаю, как это для тебя тяжело, но если ты думаешь бросаться на меня с кулаками, не дерись слишком больно, хорошо?
Девушка опустила руки, сжатые в кулаки, впервые обратив на это обстоятельство внимание.
— Извините, — произнесла она.
— Ничего страшного, — улыбнулся доктор Рэндалл, — я тебя прекрасно понимаю. Леди Фэнтон была замечательной женщиной, ее все любили. Очень печально, что это произошло.
Элинор села обратно в кресло, стиснув зубы и закрыв глаза. Да, конечно, доктор Рэндалл не желает ей зла и очень хорошо относился к тете. Но его слова звучали так тускло, фальшиво и неестественно, что девушке захотелось завизжать. Пожалуй, впервые в жизни ей хотелось завизжать, проявить столь сильное выражение чувств. Ничего подобного она до сих пор не делала, будучи человеком сдержанным и даже несколько холодным. Во всяком случае, разум всегда преобладал над эмоциями. А сейчас ей вдруг стало все равно, что там должно преобладать. Элинор казалось, что если она не завизжит, то взорвется. И она вскричала, точнее, не вскричала — завопила:
— Печально?! Вы не представляете, что значит «печально»! Вы не понимаете, не можете понимать, что на самом деле я чувствую! Все это слова, пустые и ничего не значащие. Вам всего лишь печально! А мне… мне…, - Элинор не смогла подобрать слова, объясняющего ее состояние. Она вообще не могла произнести больше ни единого слова, закрыла лицо руками и разрыдалась, бурно, со всхлипами.
Доктор Рэндалл не стал возражать, не пытался вмешаться. Он отлично понимал, что именно чувствует сейчас девушка, а также понимал и то, что ей сейчас просто необходимо выплакаться и накричаться. Он только шагнул к столу и налил в стакан воды из графина. Поставил его рядом с Элинор. В данный момент давать ей воду бессмысленно и даже опасно. Насколько он ее знал, она вполне могла запустить в него стаканом. Но любая истерика рано или поздно прекращается. И вот именно тогда стакан воды будет просто незаменим.
Элинор успокоилась быстрее, чем он ожидал. Должно быть, она усилием воли взяла себя в руки. Можно было только подивиться такой выдержке, хотя Рэндалл считал, что в данной ситуации девушке будет полезнее выплакаться.
Элинор достала платок, вытерла лицо, мокрое от слез и решительно высморкалась. Потом без напоминаний сама взяла со стола стакан и выпила воду. И наконец заговорила:
— Простите меня, пожалуйста, доктор. Я наговорила вам Бог знает чего.
— Ни к чему извинения, Элинор, — запротестовал Рэндалл, — я отлично понимаю твое состояние. Признаюсь, я ожидал чего-то подобного.
— Это отвратительно, — сдвинула она брови, — я вела себя ничем не лучше той же Мад.
— Это понятно, Элинор. Естественно, что люди иногда плачут, когда их настигает горе. Пойми, нужно давать выход нервному напряжению, иначе последствия могут быть ужасны и непредсказуемы. А что касается твоей подруги, — он покачал головой, — ты говоришь, она часто плачет?
— Это не то слово, — подтвердила Элинор, — я не помню ни одного дня, когда бы она не плакала. Хотя, конечно, такие дни были. Но было множество других и на их фоне я позабыла о лучших. Мад так часто плачет, что я давно перестала ей сочувствовать. Понимаю, вы скажете сейчас, что это плохо, не по-дружески и бесчувственно, но я просто устала постоянно ей сочувствовать.