Бледное солнце Сиверии

А с другой стороны, они-то знают, что бумаги у меня, и не станут трогать тех людей, кого считают близкими мне. Конечно, до поры до времени, но всё же пока меня не поймают.

Стержнев присел рядом и я почти почувствовал, как он заглядывает мне в лицо. Я перестал есть и поднял взгляд на него.

— Да уж, действительно «сверр».

На его замечание дружинники, во всю уплетающие бульон, вдруг громко расхохотались.

— Дайте ему поесть, — вступилась Бажена. — И Влад, я ведь тебя предупреждала! У меня в доме не будет…

Стержнев резко повернулся к знахарке.

— Молчи, и не забывай, чем мне обязана.

Бажена сердито хмыкнула.

— У меня есть на то причины, — продолжил Влад, уже поворачиваясь ко мне. — Сразу видно, что такой человек опасен.

— Да где там опасен! — подал голос один из солдат.

— Тебя, Резун, спросить забыли… А быстро ты, Бажена, его на ноги поставила. Говорила, что долго выхаживать, а тут…

— Крепкий он, — буркнула знахарка, поглядывая на меня.

— У тебя что-то ко мне есть? — спросил я у Стержнева.

Тот криво ухмыльнулся:

— Коли б было…

Он не закончил, задумчиво глядя в никуда.

— Я в своей жизни сталкивался с разным… верил тем, кто обманывал, и не верил тем, кто говорил правду… В отношениях с людьми не стоит спешить и делать скоропалительные выводы.

Тут Стержнев снова посмотрел на меня, а потом вдруг, повернувшись к своим дружинникам, сердито проговорил:

— Поели? Если так, то пойдите-ка к Хрипунову. Я его сейчас встретил, так он просил подсобить с… В общем, скажите, что я вас прислал в помощь. Ясно?

Дружинники хохотнули и стали собираться.

— Да живее вы! Увальни.

Только они ушли, как Стержнев чуть наклонился ко мне и начал:

— Я давно тут. Кстати, по своей воле… С тех пор, как мор унёс жизни большей части местного населения — тут нужда в защитничках ох как возросла! От всего и от всех… Слышал о том страшном море? Черной болезни?

Ещё не понимая сути разговора, я отрицательно замотал головой.

— Да было такое… Ты думаешь… пожалуй, большинство так же думает, что Сиверия — край глухой, дикий. Что тут одна деревенщина и обитает…

— Послушай, Влад, переходи к делу. Я не люблю долгих вступлений.

Стержнев проигнорировал моё замечание, и продолжил:

— Вот из-за того, что все так думают, что мало кто сюда едет, вот из-за этого тут и расплодилось всякой… В общем, так: в этом посёлке только мы и являемся тем оплотом, на который опирается Лига. Не будет нас — здесь не будет ни одного человека… ни одного гибберлинга… и эльфа не будет… Если бы я во всём глупо исполнял лишь приказы столичных чинуш, тогда…

Стержнев стукнул кулаком по столу.

— Не знаю, кто ты такой. Да в общем-то, и знать особо не хочу. Пока портал не работает, ты будешь под моим присмотром. Починят, тогда отправим в Новоград. Зовись, как хочешь: Сверром, Бором или хоть диким яком. Главное — не мути воду… Теперь понимаешь?

— Кажется.

— Отлично… А всё-таки, крепкий ты парень. Такая рана, а ты уже на ногах. С моими ребятами Бажена возится дольше. Так ведь? Помнишь, как меня отправляла собирать всякие там оленьи сердца, рога яка?

Знахарка не ответила.

— Как я лазил по долине, охотился… А твой отвар не очень-то и помогает моим защитничкам.

— Если бы не он, то лежать им в могилках, — сердито бросила Бажена. — И это вместо спасибо…

— Не злись! Просто странно как-то всё…

Стержнев поднялся.

— Вечером зайду проведать. Вдруг надумаешь, что рассказать, тогда милости прошу. А пока: из дома ни ногой.

Сказал, накинул шапку и вышел вон.

Только сейчас я позволил себе чуть выпустить пар, стукнув по столу кулаком.

— Сука! — прорычал вслед.

— Он всегда такой, — вступилась вдруг за Стержнева Бажена. — Но на самом деле, он человек мягкий…

— Оно и видно.

Я попытался привстать, но раненная нога отдала прямо в мозг такой болью, что я снова выругался.

— Ничего. Пару деньков и тебе станет легче.

Последнее слово она произнесла, как «легше», снова выдавая в себе зуреньское происхождение.

Она помогла мне подняться и дойти до кровати.

— Мне думается, что это у тебя не первое ранение, — мягко сказал она. — И заживление с каждым разом становится всё быстрее. Так ведь?

— Наверное… Ты мне рассказывала про кровь единорога. Или мне это привиделось?

Знахарка, хотевшая было отойти по своим делам, остановилась.

— Кровь единорога… Я мало об этом знаю. Не мое это…

— И всё же.

Бажена вернулась и присела у изголовья.

— Сущность единорога в том, что он противится любому злу… Отсюда и целебность его крови… рога… ну и вообще… В лунном сиянии можно увидеть, как она светится голубовато-серебристым цветом… Моя бабушка, помнится, даже говорила, что серебро — это их застывшая кровь… Тот человек, который выпивал её, излечивался от тяжёлых болезней. А вот о тех, у кого течёт в жилах такая кровь, мне слышать не приходилось. Да и человеку не выдержать всей… всей… всей её «святости», ведь человек от природы носит как печать добра, так и печать зла. Потому, если поразмыслить, он должен либо стать «святым», либо… либо погибнуть.

— Но я ведь жив, а сам ведь и не святой вовсе.

— Сама вижу и не понимаю… Если хочешь, то я могу вечером провести обряд окуривания.

— Зачем?