Бледный

Этот порядок сейчас его топит. Этот порядок вынудит Тоню, если она обнаружит труп, завыть, как при апокалипсисе. Порядок заставит МВД поймать его. Порядок позволит ненавидеть его не только тестю, но и другим: Дашке, Сытину и Левитской. Этот порядок для всех — но не для него…

Он поднялся и вытерся. Превозмогая боль в висках, оделся и вышел.

Тоня трудилась в спальне: скребла, мыла стёкла — и улыбнулась, когда он, стоя в дверях, завязывал галстук и наблюдал за ней.

Жизнь одна, думал он, — значит всё просто: сойти сейчас вниз, чтоб не мешали, и вызвать милицию. Неудобства будут — но разве не было их у множества поколений, у миллиардов, что умерли и на чьи муки теперешним наплевать? Чего стоят их боль и счастье? Да были ли вообще их боль и счастье? Как бы и не было… Точно так же всем плевать, что он сядет в тюрьму… Поэтому-то всё просто. Если его жизнь не ценится, как не ценится и ничья жизнь (жалкого, выродившегося сброда потомков мифических сверхлюдей), — зачем цепляться за эту жизнь?

Кто он?

Функция: банковская, мужа, зятя и — скоро — функция заключённого. Его путь просчитывался — тем более что скоро каждый день будет равен вчерашнему и завтрашнему. Он — как все. Он — заменяем. Лена, выбрав Глусского, отнимала у Девяткина функцию мужа и отца Кати. Если его уволят, он прекратит быть банковской функцией. Ничего в нём нет, чем бы он отличался, что стоило б сберегать…

Хотелось бы обмануться, верить Кастальской и Марине, увидевшим в нём тайну.

Но, к сожалению, в нём тайн нет.

Он — банален.

По сути, он, как и все остальные — лишь мостик от одних героев к прочим. Как со времён Прометея дошёл лишь его пример, так когда-нибудь в океане безликих функций будущего объявится тот, ради которого все рожали, жили своей жвачной жизнью и издыхали в склоках, в горестях и трудах… Ведь каждый мог пренебречь законом и совершить то, что выделилось бы из заурядных дел, стало подвигом… Он и сам, вместо того чтобы по правилам гнить в детдоме, мог бы уйти странствовать и искать свой нешаблонный путь. Есть всякие чудики: кто не ест, кто телепортирует, кто странствует. А он вот, мечтая о своём, делал как все — в конце концов его и обтесали в стандарт. А дай он себе волю — может, стал бы всемогущим героем! Но он втискивался в нормы и сжался до размеров гроба, который в своё время опустят в могилу наряду с остальными стандартными… тогда как у Прометеев могил нет, они — бессмертны!

Порядок… Он пожертвовал всем порядку.

И что дал порядок?

Он и сейчас боится быть не как все, хотя фактически — уже не как все, нужно только открыться…

Выйдя в грохочущий туман, он надавил в смартфоне 02. Гудки уже плыли, когда от ворот двинулись фигуры, нагруженные свёртками и мешками. Он в панике вернулся в дом. Вот так же, если б он дозвонился, шагали бы от ворот они…

Он понял, что ещё не готов, и притворился чаёвничающим, когда горничная спросила, можно ли запустить гостей. Качки складывали грузы в холле, а тесть командовал. Девяткин безучастно смотрел в окно, сознавая, что это в данный миг самое оптимальное. Если бы ничего не случилось, если бы Лена с Катей были наверху или действительно отправились бы в Москву на шопинг, он вел бы себя точно так же — как зять, который знает о нелюбви тестя, поэтому и не намерен изображать учтивость. Который не может отцу супруги и деду дочери запретить посещения, но сам не будет искать сближения. Он смотрел в кухонное окно и слушал.

— Вот что… — Тесть злился. — Я привёз все, что просили Катя и Лена… Где они?

— Не знаю.

— Ты обещал, что позвонят… Звонили?

Он не отвечал.

— Молчанка? Мне объявлять их в розыск?

Девяткин налил себе ещё чаю.

— Не люби я их, — начал тесть, — я б тебя вышвырнул… Вон!!! — крикнул он вошедшей горничной и продолжил, стоя в дверях: — Твоя карта бита. Был бы ты нормальный, не торчал бы здесь… Я б тебе денег дал снять квартиру. Видишь ведь, жены нет. Разве, если б любила, скрылась бы? Ясно, что это знак тебе. Она ласковая — Лена, ей тебя жалко, как женщине. А ты пользуешься… Ждёшь юбилея? Позора? Понять не хочешь, что лучше б отпраздновали помол-вкус Глусским… Если у женщины десять лет к нему чувство, это ведь значит, чувство серьёзное… Ладно, хрен с тобой. Хочешь, я тебе должность устрою: в каком-нибудь банке зампредседателя? Только сваливай, я прошу… Или ты… — Тесть шагнул в кухню. — …Что-нибудь знаешь? Ты не паясничай. Если Лена заявит, что будет жить с тобой, — ладно. Я замолчу. Но помни, что ты дерьмо, если не дашь ей шанса. Сгинь ты — и через месяц она б стала женой миллиардера. Вникни, кто ты — и кто Глусский. Что ты им дашь? Глусский — всё даст… Ладно, будь ты богат, так сказать, внутренне, будь актёр, академик, личность известная, то я знал бы, ты компенсируешь каким-нибудь интеллектом, славой, какой-нибудь там духовностью. Но ты просто… — Тесть подошёл вплотную. — …Просто ленивый гад. На тебя не хочется тратить денег. — Тесть стоял в дорогой рубашке с галстуком, от него пахло парфюмом.