Бледный гость

– Не знаю, что и думать, сэр. Пожалуй, вам в Уайтхолле виднее.

– Вот и прекрасно, – подвел я итог.

Хотя на самом деле ничего прекрасного тут не было. Что-то не вязалось, что-то с самоубийством Робина было не так. Разумеется, в чепуху про дьявола я не верил. Однако мне потребовалось время, чтобы понять, что же именно меня беспокоит.

Его похоронили очень быстро, я бы сказал, поспешно, несколько часов спустя после снятия с дерева. И не на кладбище, прилегавшем к ближайшей церкви (как раз в Сбруйном Звоне), а в дальней стороне леса, на дикой земле, где он вел свою странную жизнь. В двух вещах Робину все-таки повезло – если можно так выражаться в отношении мертвых – он избежал многолюдной похоронной процессии и сердце ему не пронзили, как это практикуется с теми, кто наложил на себя руки.

Несколько рабочих, под руководством управляющего, сняли труп, завернули в саван и закопали его в наспех вырытой, неглубокой яме. Священника все же пригласили произнести несколько слов над импровизированной могилой. Вряд ли можно говорить о настоящей заупокойной службе, ведь самоубийцы обрекались на вечные адские муки, – но облегчение та речь душе Робина, наверное, все-таки принесла, так же как и самому пастору, выполнившему свой христианский долг.

Помню, мой отец однажды хоронил человека, труп которого выловили в реке. Люди в Мичинге говорили, что он утопился, но отец был уверен, что юноша просто оступился, и его унесло течением. Хотя на дворе тогда было лето, и река стояла низко, а течение было слабым.

– Тем не менее, – говорил отец, – раз никто не видел, как молодой человек совершает самоубийство, и раз никто не располагает достоверной информацией о том, что он собирался это сделать, значит, он заслуживает погребения по христианскому обычаю. И пока я священник, никто не переубедит меня.

Наверное, здешний пастор был чем-то похож на моего отца.

По крайней мере Робин был похоронен надлежащим образом.

Но не забыт. Наоборот, появилось странное ощущение, что он где-то поблизости.

Слухи множились, а их разнообразие росло как на дрожжах. Особенно популярны были истории вроде той, что рассказал мне Дэви: будто бы это все происки дьявола или лесных эльфов, что Старый Ник пришел за душой Робина, и так далее. Мучивший же меня вопрос основывался на более практичных и земных соображениях. Он бы и не возник, не узнай я случайно, что веревка, на которой повесился Робин, была сохранена. Управляющий крестьянами, скользкий тип по имени Сэм, решил, видимо, что ее неплохо оставить «на память».

Я слышал, что веревки, на которых вешали в Тайберне,[10] палачи после казни разрезали на небольшие части и продавали по нескольку шиллингов за штуку, потому что считалось, что пот и жир висельника обладают целебными свойствами. Также я слышал, что безнадежно больные выкладывали большие деньги, чтобы им позволили приложить к больным частям тела свежеотрубленную голову. Как я и говорю, до сих пор я только слышал о подобных вещах, но, похоже, тут я столкнулся с ними впрямую.

Однако оказалось, что Сэм просвещен в данном деле меньше, чем лондонские жители. Он действительно сохранил веревку, но не для того, чтобы заработать на чьем-либо несчастье, во всяком случае не тем способом, что предполагалось. Простаков на ферме и по поместью достаточно, так что он решил брать полпенни за демонстрацию веревки и пенни – за позволение ее потрогать. Чем он собирался заманивать посетителей, я не знаю. Возможно, обещаниями, что веревка исцеляет слепоту и хромоту. Или просто хотел сыграть ни благоговейном страхе, свойственном человеку, когда он видит (или трогает) что-то связанное со смертью Да, скользким типом был этот Сэм. Так поведала Одри, разумеется, через своего ухажера Фолла.

В общем, я понял, что следует навестить этого «изобретательного» управляющего. Он жил в маленьком двухэтажном домике около фермы, откуда и руководил своими работниками. Держался он от них поодаль, думаю, чтобы придать своей фигуре весу и загадочности; даже дом огородил невысокой изгородью.

Крайнее удивление появилось на физиономии Сэма в ответ на заявление, что лондонский актер хочет видеть веревку висельника. Не знаю, может быть, мы и похожи на тех, кто везде и всюду возит с собой необходимое «снаряжение» и ставит подмостки только с целью повеситься среди сельского пейзажа. Тем не менее, когда я показал Сэму пенни, он не колебался. Прикрыв дверь комнаты и привычным движением упрятав монетку в карман, Сэм прошел к сундуку, стоявшему в углу, открыл его и церемонно извлек оттуда сверток из шерстяной ткани. Потом, сопя от усердия, положил на пол и развернул. Луч света коснулся грязного мотка веревки. Управляющего переполняла такая гордость, как будто он только что благословил новорожденного.

– Можете потрогать, мастер…

– Николас.

– Можете потрогать, вы же заплатили.