Бледный гость

– Я пришел посмотреть на него, после того как вы с друзьями вытащили тело из озера. В той маленькой комнатке. Если мать может узнать свое дитя инстинктивно и безошибочно, то, думаю, отец тоже на это способен. Это был наш ребенок. Я как-то рассказывал вам, что в молодости пережил период бунтарства. Я хотел жениться на Пенелопе, прежде чем она стала леди Элкомб. И мы могли бы пожениться если бы мой отец не упорствовал и не настаивал на том, чтобы я предложил руку и сердце Элизабет, ее сестре. В результате брак с ней действительно оказался счастливым. И счастье было полным, хотя и не долгим, как вы уже знаете. Кроме того, плодом нашего союза стала Кэйт, и она лучшее, что у меня есть. Отцу моему было виднее, чем мне. Или же это было везение, судьба, я не знаю. Тем не менее в день своей свадьбы я чувствовал себя несчастнейшим из людей, как младший Генри Аскрей. Но прежде мы с Пенелопой сделали то, что обычно делают юные создания, оставшись наедине. Она забеременела. Но вскоре тоже пошла под венец, – вышла замуж за Элкомба. Ее отец тоже заставлял девушку сделать это против ее воли. Ребенок родился чуть раньше срока, хотя не настолько, как было представлено ее супругу. Он так и не узнал, думал, сын – его плоть и кровь, она же надеялась, что нет, но, конечно, хранила молчание. Остальное вам известно. У ребенка обнаружили… изъян. Полагаю, Пенелопа увидела в этом наказание за наше прегрешение и за то, что обманывала мужа. Элкомб решил избавиться от Генри и отдал кормилице в надежде, что своим дурным уходом за ребенком она его уморит. Но чего он не учел, так это того, что за малышом, вопреки его чаяниям, присматривали очень хорошо, и он вырос достаточно крепким и здоровым, чтобы однажды вернуться в родные места. И когда он объявился тут, Элкомб осознал всю значимость нависшей угрозы. Милорд привык брать то, что хочет, и не выбирал средств для защиты своих интересов.

Я посмотрел вокруг. Мы почти подошли к Мургейт.[27]

– Ну вот, Николас, – вздохнул Филдинг, – теперь вы знаете все, по крайней мере именно это я намеревался вам рассказать. Остальное додумайте сами.

– Только я не понимаю, зачем вы это сделали, – сказал я.

– Идите же, – вместо пояснения вымолвил судья. – Что я вам говорил? Все решают присяжные.

– Нет, – ответил я тем же открытым, честным взглядом. – Решать должны вы.

– Я уже это сделал, – отозвался судья. – Я примирюсь со своей совестью. Это нелегко, но я постараюсь.

– Когда мы впервые встретились, ваша честь, – начал я, – мы говорили о том, чем я зарабатываю на жизнь.

– Да, я помню.

– Вы сказали, что, служа актером, я не спасу грешные души от адского пламени, а я ответил, что меня это мало беспокоит.

– Что ж, зато теперь вы начали об этом задумываться, – отозвался Филдинг с мрачной усмешкой.

– Я должен идти на репетицию. Завтра на эту пьесу собираются прийти ваша дочь и ее тетушка. «Любовь зла».

– Думаю, меня вы в театре не увидите, – покачал судья головой.

– Да, я знаю. Что ж. Остается только одно.

Филдинг посмотрел на меня вопросительно.

– Я должен поблагодарить вас за то, что спасли меня тогда, на равнине. От Освальда. Меня бы здесь сейчас не было, и я не радовался бы тому, что направляюсь на репетицию к своим друзьям, если бы не вы.

– Вы уже отблагодарили меня, Николас, этого достаточно. И что бы вы не думали теперь, пусть это не омрачит ваших мыслей и не повлияет на то, чем вы занимаетесь.

На следующий день – оглядывая публику, собравшуюся в «Глобусе» в перерывах между актами, – я заметил в одной из частных лож на верхнем уровне Сюзанну Ноувелз (рядом с миловидным джентльменом, судя по всему ее супругом), Кэйт Филдинг и Кутберта Аскрея. Адама Филдинга с ними не было. Когда пьеса была отыграна и мы завершили ее нашей обычной жигой и тому подобным, я еще раз увидел эту почтенную четверку, вернее, чтобы быть более точным, наиболее значимую ее половину. Кузина Кэйт под руку с кузеном Кутбертом как раз поворачивали за угол Бренд-рентс, когда я выглянул из маленького окошка у заднего входа за туалетной комнатой, наверное уже зная, что увижу.

Они вели себя, словно пара, и говорили, словно пара, и смеялись, словно пара, и я сразу вспомнил те случаи, когда видел их вместе, – хотя тогда ничего не подозревал, – как на предсвадебном пире в честь Генри и Марианны. Но ведь я и так уже обо всем догадался, разве нет? По тому, как просияло лицо Кэйт, едва она услышала, что в Финсбери приехал ее кузен. По тому, как поспешно она покинула нашу компанию, чтобы повидаться с ним. И еще по множеству моментов, имевших место в последние недели, ставших для меня теперь абсолютно ясными и очевидными.

Ну и болван же ты, Ревилл!

Что ж, я желал им счастья… и для меня самого это было доказательством, что я действительно полюбил Кэйт… ведь в этой ситуации думал лишь о ее благополучии. Я даже не мог завидовать Кутберту, по крайней мере завидовал совсем немного. До тех пор, пока он не начнет зазнаваться, что может стать актером.