Бледный Король. Диктат

Василий Русин Бледный Король. Диктат

Когда нет своих снов, мы видим чужие.

Межсезонье

Когда нет своих снов, мы видим чужие.

Во сне я вижу, как иду по полю, погружаюсь в золотое море колосьев пшеницы. Я чувствую, как моих ладоней касаются они, и я с ними до самого конца, до того мига как последний из колосков не соскользнёт с кончиков моих пальцев. Кажется, я слышу имена. Их имена. Чувствую, как ветер, теплый и летний, касается моего лица и волос. Это все же сон, и солнце я вижу смутно. Но мне кажется, что оно приближается к зениту. Почему я не вижу его, хотя и смотрю на небо? Может, я чувствую радость, освободившись от тяжелых лат, обычно сковывающих мои движения, и эта свобода так затмевает мои разум? И все же я рад, что могу свободно касаться пшеницы.

В миг, когда колосья срываются с его пальцев, он видит и слышит что-то другое, и я не могу это различить. Почему? Я стараюсь, но не могу.

Мне стоит быть осторожнее, иначе он заметит меня в своем сне.

Золотое море свободы шумит предо мной. Я молод, как солнце, пшеница и этот летний жаркий день, которому так далеко до заката.

Сейчас человек понимает, что это только сон. В море драгоценного счастья звучат голоса. Голоса детей, его детей. Они выбегают из моря света и бликов летнего восторга, обнимая его сильные руки. Нашими устами зовут его.

Но дальше я ничего не вижу. Кроме осенней листвы, невесть откуда оказавшейся в детских руках.

Потом начинает идти снег, и человек уводит детей в дом. Обращается к ним по именам и ерошит волосы.

Зима крадет тепло даже из мечты о лете, даже из сна, оставляя горькое послевкусие.

На снегу остаются нетронутые зимой осенние листья.

Я не могу отыскать дорогу домой.

Диктат зимы

Городские стены были уже позади. Время зимнего сердца, так он подумал тогда. Год от года все холоднее. Как же ему не хотелось покидать уютный постоялый двор. Утром, проснувшись на мягкой постели, он утопал в летнем полдне. И когда зрение вернуло его в мир реальности, растопив грезы видением настоящего, он, подымая руку, с удивлением обнаружил, что не детские ладошки сжимали ее. Просто одеяло, обернувшись вокруг нее, породило лживую тяжесть. Кот, спавший на его постели, проснулся и ткнулся мордочкой ему в ладонь. Щекотная нежность отразилась в золотистых глазах кота срывающимися колосьями, а голоса детей утонули в шумном гомоне городских улиц. Пришедшая пред зимой осень в чужом сне наградила его улыбкой, а снег в исчезающих грезах разума прогнал видения окончательно.

Эльза сидела у окна и смотрела на Артура, ее прикрытые навечно глаза и лицо, застывшее, словно маска древнего божества, изучали смертного. И сколько бы тепла он ни отдавал этому существу, древний бог не одаривал его благодатью.

Они покинули город, и на земле духами древней магии, эхом старого закона засуетились снежные вихри – предвестники стужи. Артур слушал их и про себя смеялся над ними, они звали вьюгу, желая стать ее частью, приумножить ее силу и славу зимнего холода. Артур знал, что вьюге нет дела до горстки снежных вихрей, поклонение себе она воспринимала как должное. Вихри же этого не знали.

– Ты вновь слушаешь духов природы, Артур? – Эльза удосужилась обратить внимание на Артура. Маска древнего божества ожидала ответа.

– Да, Эль. Они вестники непогоды, скоро поднимется вьюга. Не стоило покидать город именно сегодня. Нам будет негде укрыться, если буря наберет силу.