На следующий день с тяжёлым сердцем семья Морган отбыла на обед. Погода стояла чудесная, небосвод окутывал землю своим чистым, ясным как лазурит, покровом. Воздух прогрелся, и уже никому не верилось, что зима так жестоко обходилась с ними неделю назад. Скорое приближение весны дарило им надежду на радость, и все выжидали, когда природа встряхнется от зимнего сна и возродит душевные пейзажи тепла и ярких красок. И разодетые лондонцы, слоняющиеся от скуки, выглядывали эти пасторальные этюды и сыпали улыбками. Эмма тоже улыбалась им беззастенчиво, жадно впитывая взгляды прохожих, с которыми стремилась поделиться своим нескончаемым счастьем. Те, кто охотно ловил ту заряженную улыбку, не оставались равнодушными и улыбались ей в ответ.
К удивлению Луизы, жилище О'Брайнов не являлось тесными арендованными комнатами. Это был складный дом из белого кирпича, массивный, квадратный, с двумя этажами, эркером наверху, крытым портиком и облагороженной лужайкой, где летом стелется пышная трава и зеленеет самшит. Эмма злорадственно глянула на мать, а та с немым недоумением останавливалась глазами на клумбах и больших окнах выступающей части фасада.
– Они точно живут здесь? – тоже смутившись, уточнил мистер Морган.
Луиза достала из сумочки пенсне и сложенный лист, где мистер Морган на всякий случай записал адрес Чарли О'Брайна.
– Всё так, если верить сведениям на бумаге, – подтвердила Луиза.
Хихикнув, Эмма поспешила к порогу. Дверь им отворила солидная горничная, в платье с оборками и стоячим воротничком, одетая чуть ли не лучше самой миссис Морган, которой от сего наблюдения стало неуютно. Горничная забрала их верхнюю одежду и любезно пригласила проследовать в гостевую комнату, где мистер О'Брайн примет их.
Ещё в дверях той самой гостевой комнаты появился высокий дюжий лакей, очень молодой и тоже опрятно одетый, и предложил следовать за ним. Эмма уже бывала здесь на чаепитии и потому шла, глядя вперёд, а родители Эммы вертели головой туда-сюда, не понимая, откуда взялась вся эта помпезная обстановка у простолюдина, принимающего больных в амбулатории.
Мистер Морган – человек утонченных позиций, смело понимающий в искусстве, видел в ней успокаивающую красоту. Он считал, что нельзя обойтись без картин, несущих некий божественный уют в суетность дней, когда перед глазами мелькают одни белые листы и черные буквы. Ему не доставало этой красоты на рабочем месте. А здесь он очутился в среде, где красота обитает вокруг: репродукции Мане, Дега; скульптуры, оживляющие черты творений Микеланджело; пузатые вазы с росписью греческой мифологии – на одной признал Геракла, на другой Ареса и Аида. Везде лежали гладкие ковры с ярким орнаментом, мебель эпохи Людовика XIV впечатляла красным деревом и черно-золотыми элементами отделки стен. В апартаментах смешался дух богатства и романтизма. Безусловно, О'Брайнов нельзя упрекнуть в безвкусии и нищете.
У Луизы Морган недоверчиво приоткрылся рот. Она никак не ожидала побывать в таком отличном доме, где поработал исключительный интерьерный мастер. Лакей распахнул двери, и трое вошли в такую же богатую комнату с размашистыми креслами посредине, столиком-буль рядом с ними и роялем в дальнем углу. На столе лежал поднос с закусками, бренди, виски и содовая, чашки из тонкого хрупкого фарфора и чайник из коллекции дорогих сервизов.
– Располагайтесь. Мистер О'Брайн спустится с минуту на минуту, – сказал лакей и удалился, не поворачиваясь к гостям спиной.
Спустя пару мгновений двери стремительно распахнулись, и в комнату с представительной улыбкой залетел Чарли О' Брайн. Его массивное плоское лицо истончало доброжелательность и здравие. Удлиненные волосы до мочек ушей, полностью седые, такие белые, что напрягало глаза, зачесаны слегка назад, дабы не нарушать правильный контур лица. Брови тоже белые, как у старца, колосились над темными глазами. Он был воплощением добра, воином божьей армии, и белый халат был тем самым необходимым атрибутом, который завершал образ спасителя. Он обладал твёрдой походкой, ходил всегда очень быстро, и могло показаться, что постоянно куда-то не поспевает. За его массивными плечами не сразу был виден Фрэнк, отстающий от отца в росте на полголовы. Фрэнк глазами разыскивал Эмму. Пока родители расшвыривались любезностями, она аккуратно приблизилась к нему.
– Ничего не вышло, Фрэнк, – горестно шепнула Эмма. – Родители против.
Фрэнк загадочно улыбнулся.
– Предоставь это мне.