Читаем Бледный огонь полностью

«Конечно, конечно, – сказал Шейд. – Слова можно запрячь, как дрессированных блох, и заставить их везти других блох. О да, конечно». – «Более того, – продолжал я, меж тем как мы шли по дороге в огромный закат, – как только ваша поэма будет готова, как только величие Зембли сольется с величием ваших стихов, я намерен открыть вам одну последнюю истину, необычайный секрет, который совершенно вас успокоит».


Строка 469: Прибегнуть к пистолету

Градус по пути назад, в Женеву, гадал, когда ему доведется прибегнуть к нему, к этому пистолету. День был невыносимо жаркий. На озере появилась серебряная чешуя и легкое отражение грозовой тучи. Как многие старые стекольщики, он мог довольно точно определять температуру воды по некоторым особенностям блеска и движения, и теперь он ее определил по крайней мере в 23 градуса. Как только он вернулся к себе в гостиницу, он позвонил по международному телефону в штаб-квартиру. Это оказалось тяжким испытанием. Полагая, что он привлечет меньше внимания, чем язык BIC[20], заговорщики вели телефонные разговоры на английском, точнее говоря, на ломаном английском языке, с одним глагольным временем, без артиклей и с двумя различными произношениями, которые оба были неправильны. Сверх того, придерживаясь хитрой системы, придуманной в главной стране BIC, они пользовались двумя различными шифрами, – например, штаб говорил «бюро» вместо «король», а Градус говорил «письмо», что чрезвычайно затрудняло сношения. И наконец, каждая сторона забыла значение некоторых фраз по словарю другой, так что в результате их запутанная и дорогостоящая беседа совмещала в себе шарады и скачки с препятствиями, происходящие впотьмах. Штаб понял, что письма от короля с указанием его адреса могут быть добыты при помощи взлома на вилле «Диза» и ограбления письменного стола королевы; Градус, не сказавший ничего такого, а всего лишь пытавшийся сообщить о результате своего визита в Лэ, с огорчением узнал, что вместо того, чтобы искать короля в Ницце, от него требовали, чтобы он ждал в Женеве прибытия партии консервированной лососины. Одно выяснилось с несомненностью: в следующий раз ему следует не телефонировать, а телеграфировать или писать.


Строка 470: Негр.

Однажды мы беседовали о предрассудках. Раньше, за завтраком в профессорском клубе, гость профессора X., дряхлый отставной профессор из Бостона, – которого X. описывал с глубоким уважением как «истинного патриция, настоящего брамина с голубой кровью» (дед брамина торговал подтяжками в Бельфасте), – вполне естественно и добродушно сказал о происхождении не особенно симпатичного нового служащего колледжской библиотеки, «представитель Избранного Народа, я полагаю» (провозглашая это, он слегка фыркнул от уютного удовольствия), на что Миша Гордон, рыжий музыкант, резко заметил, что, «конечно, Бог может избрать Себе народ, но человеку следует выбирать свои выражения».

Когда мы, мой друг и я, брели назад к своим соседствующим замкам, под тем легким апрельским дождиком, который в одном из своих лирических стихотворений он определил так:

Быстрый карандашный набросок весны, —
Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука Premium

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее