Читаем Бледный огонь полностью

Король вздохнул и начал раздеваться. Его походная кровать и ночной столик стояли лицом к окну, в северо-восточном углу. На восточной стороне была бирюзовая дверь, на севере — дверь галереи, на западе — дверь чулана, на юге — окно. Его черный блейзер и белые штаны унес бывший камердинер его камердинера. В пижаме, король присел на край кровати. Слуга вернулся с парой сафьяновых ночных туфель, натянул их на безучастные ноги своего господина и ушел, унося снятые лакированные туфли. Блуждающий взгляд короля остановился на окне, которое было наполовину открыто. Можно было разглядеть часть тускло освещенного двора, где под огороженным тополем два солдата играли на каменной скамье в ландскнехт. Летняя ночь была беззвездная и беззвучная, с далекими спазмами зарниц. Вокруг стоявшего на скамье фонаря слепо билась похожая на летучую мышь ночница, пока понтер не сбил ее фуражкой. Король зевнул, и освещенные карточные игроки задрожали и растворились в призме его слез. Дверь галереи была слегка приотворена, и можно было слышать шаги приближавшегося и удалявшегося часового. Ирис Ахт над чуланом распрямляла плечи и смотрела в сторону. Трещит сверчок. У лампы на ночном столике как раз хватало силы, чтобы отбросить яркий блик на позолоченный ключ в чуланной двери. И внезапно от этой искры разгорелся в уме узника великолепный пожар.

Мы теперь вернемся из середины августа 1958 года к послеполуденному часу в мае тремя десятилетиями раньше, когда он был смуглым, крепким тринадцатилетним мальчиком с серебряным кольцом на указательном пальце загорелой руки. Королева Бленда, его мать, незадолго до того уехала в Вену и Рим. У него было несколько дорогих его сердцу товарищей, но никто не мог сравниться с Олегом, герцогом Ральским. В те дни подростки из знатных семейств одевались по праздникам — которых у нас бывало так много в течение нашей долгой северной весны — в вязаные безрукавки, короткие белые носки, черные туфли с пряжками и очень тесные, очень короткие шорты, называемые hotinguens. Я рад был бы снабдить читателя вырезными фигурками и частями одежды, какие бывают вычерчены для детей, вооруженных ножницами. Это скрасило бы немного здешние темные вечера, разрушающие мой мозг. Оба мальчика были красивыми длинноногими образцами варяжского отрочества. В двенадцать лет Олег был лучшим центр-форвардом Герцогской школы. Когда он, обнаженный и блестящий, стоял в банном тумане, его ярко выраженные признаки мужественности резко противоречили девичьей грации. Он был настоящим фавненком. В тот день обильный ливень отлакировал весеннюю листву дворцового сада, и ах, как трепалась и металась персидская сирень в буйном цвету за оконными стеклами в зеленых потеках и аметистовых пятнах! Предстояло играть в комнатах. Олег опаздывал. Придет ли он вообще?

Юному принцу пришло в голову откопать комплект драгоценных игрушек (подарок иностранного властителя, недавно ставшего жертвой покушения), которые так забавляли Олега и его самого в предыдущую Пасху, а затем были отложены в сторону, как бывает с теми особенными художественными игрушками, которые дозволяют пузырю доставленного ими удовольствия разом выдать всю свою сладость перед тем, как уйти на покой в музейное забвение. Ему особенно хотелось сейчас отыскать сложный игрушечный цирк, заключенный в коробку размером с крокетный ящик. Он жаждал его страстно — его глаза, его мозг и то в его мозгу, что соответствовало подушечке большого пальца, живо помнили коричневых мальчиков-акробатов с ягодицами в блестках, элегантного и меланхолического клоуна в брыжах и, главное, трех слонов, каждый размером со щенка, из полированного дерева, с такими подвижными суставами, что этих гладких маленьких великанов можно было поставить вертикально на одной передней ноге или поднять на дыбы, вполне устойчиво, на белом бочонке с красным ободком. Менее двух недель прошло со времени последнего посещения Олега, когда мальчикам разрешили впервые спать в одной постели, и зуд от их тогдашнего дурного поведения и жаркое предчувствие второй такой же ночи смешались теперь в нашем юном принце со смущением, искавшим исхода в более ранних, более невинных играх.

Перейти на страницу:

Все книги серии Романы

Похожие книги

Сияние снегов
Сияние снегов

Борис Чичибабин – поэт сложной и богатой стиховой культуры, вобравшей лучшие традиции русской поэзии, в произведениях органично переплелись философская, гражданская, любовная и пейзажная лирика. Его творчество, отразившее трагический путь общества, несет отпечаток внутренней свободы и нравственного поиска. Современники называли его «поэтом оголенного нравственного чувства, неистового стихийного напора, бунтарем и печальником, правдоискателем и потрясателем основ» (М. Богославский), поэтом «оркестрового звучания» (М. Копелиович), «неистовым праведником-воином» (Евг. Евтушенко). В сборник «Сияние снегов» вошла книга «Колокол», за которую Б. Чичибабин был удостоен Государственной премии СССР (1990). Также представлены подборки стихотворений разных лет из других изданий, составленные вдовой поэта Л. С. Карась-Чичибабиной.

Борис Алексеевич Чичибабин

Поэзия
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия