Бледный огонь

Возьмем разительный пример: что может быть звучнее, великолепнее, сильнее вызывать образы хоральной и скульптурной красоты, чем слово соramen? В действительности, однако, оно попросту означает сыромятный ремень, которым земблянский пастух привязывает свою нехитрую провизию и жесткое одеяло на самую кроткую из своих коров, когда он гонит их на vebodar (горные пастбища). >>>

Строка 143: Заводная игрушка

Благодаря необычайной удаче я ее видел! Как-то вечером в мае или июне я зашел к моему другу, чтобы напомнить ему о собрании брошюр, написанных его дедом, оригиналом-священником, хранившихся, как он однажды сказал, в подвале. Я застал его в угрюмом ожидании каких-то людей (кажется, его университетских коллег с женами), приглашенных на официальный обед. Он охотно сопроводил меня в подвал, но, порывшись среди сваленных пыльных книг и журналов, сказал, что попытается найти их как-нибудь в другой раз. Тогда-то я и заметил ее на полке между подсвечником и будильником без стрелок. Он, думая, что я могу решить, что она принадлежала его умершей дочери, поспешил объяснить, что она такая же старая, как он сам. Мальчик был негритенок из крашеной жести с отверстием для ключа в боку и лишенный всякой плотности — состоял просто из двух более или менее соединенных вместе профилей, а его тачка была теперь вся согнута и поломана. Он сказал, стряхивая пыль с рукавов, что хранит ее как своего рода memento mori — однажды в детстве, когда он играл этой игрушкой, с ним случился странный обморок. Нас прервал голос Сибиллы, звавшей сверху, — но ничего, теперь этот ржавый механизм заработает снова, потому что ключ у меня. >>>

Строка 149: Одна нога на горной вершине

Хребет Вера, суровая горная цепь в 200 миль длиной, не совсем доходящая до северной оконечности Земблянского полуострова (отрезанного у своего основания от материка безумия несудоходным каналом), делит его на две части: цветущую восточную область Онхавы и других городов, таких как Арос и Гриндельвод, и гораздо более узкую западную полосу с ее своеобразными рыбачьими поселками и приятными морскими курортами. Эти два берега соединены двумя асфальтированными шоссе: более старое, избегая препятствий, идет сначала вдоль восточных склонов на север, до Одеваллы, Еслова и Эмблы, и только там сворачивает на запад в крайнем северном пункте полуострова; более новая же — тщательно спроектированная, извилистая, великолепно построенная дорога — пересекает хребет в западном направлении, от северных предместий Онхавы до Брегберга, и в туристических брошюрах именуется «живописной». В нескольких местах горы пересекаются тропами, ведущими на перевалы, которые нигде не превышают 5000 футов. Иные пики поднимаются на 2000 футов выше и сохраняют снежный покров в разгар лета; с одного из них, Глиттернтин-горы, самой высокой и трудной для подъема, в ясные дни можно различить далеко на востоке, за заливом Неожиданности, смутную радужность — некоторые говорят, что это Россия.

После побега из театра наши друзья намеревались проехать по старому шоссе 20 миль на север, а затем свернуть налево по проселку, который в конце концов привел бы их к главному убежищу карлистов — баронскому замку в еловом лесу на восточном склоне хребта Бера. Но бдительный заика разразился наконец спазматической речью, бешено заработали телефоны, и беглецы едва успели покрыть десяток миль, как неясный блеск в темноте перед ними, на стыке двух дорог, выдал присутствие дорожной заставы — хорошо еще, что это одним ударом отменило оба маршрута.

Одон развернул машину кругом и при первой возможности свернул на запад, в горы. Поглотившая их узкая и ухабистая дорога миновала дровяной сарай, дошла до горного потока, пересекла его по громко загрохотавшим доскам и вскоре выродилась в загроможденную пнями просеку. Они оказались на опушке Мандевильского леса. В грозном буром небе гремел гром.

Несколько мгновений они оба постояли, глядя вверх. Ночь и деревья скрывали подъем. С этого места хороший альпинист мог добраться до Брегбергского перевала к рассвету — если, пробравшись сквозь черную стену леса, попал бы на правильную тропу. Решено было расстаться с тем, чтобы Чарли продолжал путь к далекому сокровищу в морской пещере, а Одон остался позади для отвода глаз преследователей. Он сказал, что устроит им веселую гонку с сенсационными переодеваниями и установит связь с остальной группой. Его мать была американка из Нью-Уая в Новой Англии. Говорили, что она была первой женщиной в мире, охотившейся на волков — полагаю, и на других животных — с самолета.