- Откройте глаза, Гюнтер. Прогуляйтесь в камеры и в комнаты для допросов и посмотрите, что там творится. Вы очень разборчивы насчет тех, с кем вам приходится работать? Вы - грязная свинья. Здесь, в этом здании, людей избивают до смерти. Может быть, как раз сейчас, пока мы тут разговариваем. Неужели вы думаете, что кого-то взволнует, что случилось с каким-то вонючим извращенцем? Да в морге полным-полно таких.
Я услышал свой ответ, поразивший даже меня самого своей беспомощной наивностью:
- Кого-то, может быть, и взволнует, иначе бы мы ничем не отличались от самих преступников. Я не могу заставить людей носить чистую обувь, но могу почистить свою. И вы с самого начала знали: какой я. Но вам нужно было сделать по-своему, по-гестаповски, где верят, что женщина - ведьма, если ей удастся выплыть, и невиновна, если тонет. А теперь убирайтесь с моих глаз, пока у меня не появилось желание проверить, действительно ли я так близок к Гейдриху, что он даст приказ вышвырнуть вас из Крипо к чертям собачьим.
Дойбель рыгнул.
- Вы - мразь, - процедил он и вперился в Корша тяжелым взглядом, пока тот, не в силах переносить зловонное дыхание Дойбеля, не отвернулся. Дойбель, пошатываясь, ушел.
Корш покачал головой.
- Никогда не любил этого ублюдка, - сказал он. - Но и не думал, что... - Он снова покачал головой.
Я устало опустился на стул и достал из ящика стола бутылку, которую там хранил.
- К сожалению, он прав, - сказал я, наполняя два стакана. Я увидел удивленный взгляд Корша и мрачно улыбнулся. - Обвинить берлинского полицейского в убийстве... Да это, черт подери, то же самое, что арестовать пьяницу на Мюнхенском пивном фестивале.
Глава 13
Воскресенье, 25 сентября
- Господин Хирш дома?
Старик, открывший дверь, выпрямился и кивнул:
- Я господин Хирш.
- Вы отец Сары Хирш?
- Да, а кто вы?
Ему, должно быть, не меньше семидесяти. На голове блестящая лысина, опушенная длинными седыми волосами, спускающимися на воротник. Роста невысокого, к тому же годы согнули его, и трудно было поверить, что у этого человека пятнадцатилетняя дочь. Я показал ему свой значок.
- Полиция! - сказал я. - Только не пугайтесь. Я пришел не для того, чтобы причинить вам неприятности. Я просто хочу задать несколько вопросов вашей дочери. Она может описать одного человека, преступника.
Увидев мой полицейский значок, господин Хирш побледнел, но после моих слов кровь стала постепенно приливать к его лицу. Господин Хирш отступил в сторону и молча пропустил меня в зал, заполненный китайскими вазами, бронзовыми статуэтками, тарелками с голубым орнаментом и замысловатой резьбой по бальзовому дереву в застекленных горках. Я с восхищением рассматривал все это богатство, пока он закрывал и запирал входную дверь, а он мельком сообщил мне, что в молодости служил в немецком военно-морском флоте и много путешествовал по Дальнему Востоку.
Почувствовав аппетитный запах, заполнявший весь дом, я извинился, что помешал семейному обеду.
- До обеда осталось еще немного времени, - сообщил старик. - Моя жена и дочь пока на кухне.
Он неловко улыбнулся, так как для него, без сомнения, была непривычной вежливость представителя власти, и провел меня в приемную.
- Итак, - сказал он, - вы говорите, что хотели бы побеседовать с моей дочерью Сарой, что она могла бы описать преступника.
- Да, это так, - подтвердил я. - В школе, где учится ваша дочь, пропала одна девушка. Весьма вероятно, что она была похищена. Один из моих людей в беседе с девушками из класса, где учится ваша дочь, выяснил, что несколько недель назад какой-то незнакомец разговаривал с Сарой. Мне хотелось бы узнать, не помнит ли она, как он выглядел. С вашего разрешения.
- Разумеется. Я сейчас приведу ее, - сказал он и вышел.
Несомненно, это была очень музыкальная семья. Рядом с большим блестящим черным "Бехштейном" лежало несколько футляров с музыкальными инструментами и стояли пюпитры. У окна, выходившего в большой сад, приткнулась арфа, и почти на всех фотографиях, стоявших на буфете, молодая девушка играла на скрипке. Даже картина, написанная маслом, которая висела над камином, была посвящена музыкальной теме - фортепьянный концерт, как мне показалось. Я стоял и разглядывал эту картину, пытаясь представить себе, какую музыку исполнял пианист, когда господин Хирш вернулся со своей женой и дочерью.
Фрау Хирш оказалась гораздо выше и моложе своего мужа, по-видимому, ей было не больше пятидесяти, - стройная, элегантная женщина с жемчужными серьгами и жемчужным ожерельем. Она вытерла руки о фартук и обняла дочь за плечи, словно подчеркивая свои родительские права перед лицом возможного вмешательства в их жизнь государства, которое относилось к их нации с неприкрытой враждебностью.
- Мой муж говорит, что в классе, где учится Сара, пропала девушка, спокойно сказала она. - Кто она?
- Эммелин Штайнингер, - ответил я.
Фрау Хирш немного повернула к себе дочь.
- Сара, - с упреком произнесла она, - почему ты не сообщила нам, что одна из твоих подруг пропала?