Бледный преступник

- Не имеешь ли ты в виду пивоварню Шультхайса? - спросил Ран.

- Она думает, может быть, это и так, хотя здесь и не бывает много людей. Некоторые бочки старые и дырявые. Она может смотреть сквозь одну из дыр. Нет, моя дорогая, в ней не стали был держать пиво, я согласен.

Хильдегард что-то прошептала, но я не услышал что.

- Мужайтесь, дорогая, - сказал Ран. - Мужайтесь. - Затем громче: - Кто тебя убил, Эммелин? И почему?

Вайстор глухо застонал.

- Она не знает их имен, но думает, что это был обряд крови. Как ты узнала это. Эммелин? Это одна из множества вещей, о которых узнаешь, когда умираешь. Понимаю. Они убили ее так, как убивают своих животных, и смешали ее кровь с вином и хлебом. Она думает, что это, наверное, связано с каким-то религиозным ритуалом, но она никогда не видела таких ритуалов.

- Эммелин, - раздался чей-то голос, который, как мне показалось, принадлежал Гиммлеру, - те, кто убил тебя, были евреи? Те, кто взял твою кровь, были евреи?

Снова долгое молчание.

- Она не знает, - сообщил Вайстор. - Они не говорили, кто они. Они не похожи на те изображения, которые она видела. Что-что, дорогая? Она говорит: может быть, это были они, но она не хочет никому зла, несмотря на то что они сделали с ней. Она говорит, что если это были евреи, то очень плохие евреи, и не все евреи одобрили бы их поступок. Она ничего больше не хочет говорить об этом. Она только просит, чтобы кто-нибудь пришел и забрал ее из этой грязной бочки. Да, я уверен, что кто-нибудь позаботится об этом, Эммелин. Не беспокойся.

- Скажите ей, что я лично прослежу, чтобы это было сделано сегодня же, - сказал Гиммлер. - Даю слово этому ребенку.

- Что ты сказала? Хорошо. Эммелин говорит, что благодарит вас за ваше желание помочь ей. И просит передать ее матери и отцу, что очень любит их и просит не Печалиться о ней. Ничто не вернет ее назад. Вы должны продолжать жить и не думать больше о том, что случилось с ней. Попытайтесь быть счастливыми. Теперь Эммелин должна уйти.

- Прощай, Эммелин, - всхлипнула Хильдегард.

- Прощай, - подхватил я.

Снова наступило молчание, я слышал только, как кровь стучит у> меня в висках. Хорошо, что темнота скрывала мое лицо, на котором была написана ярость, и я смог вновь принять выражение спокойной скорби и отрешенности. Если бы свет включили сразу же после того, когда Вайстор кончил говорить, а не спустя две или три минуты, то я бы, наверное, перестрелял всех, кто сидел за столом: Вайстора, Рана, Фогельмана, Ланге. О чёрт, я бы уничтожил всю эту гнусную компанию, только чтобы насладиться зрелищем их смерти! Я вставлял бы в рот каждому из них ствол моего маузера и смотрел, как их черепа разлетаются на куски. Гиммлеру я выстрелил бы в ноздрю. А Киндерману пустил бы пулю в углубление третьего глаза.

Когда зажегся свет, я все еще тяжело дышал, но это можно было принять за проявление горя. Лицо Хильдегард было мокрым от слез, и Гиммлер обнял ее за плечи. Встретив мои взгляд, он мрачно кивнул.

Последним поднялся со своего места Вайстор. Он покачнулся, словно готов был упасть, и Ран поддержал его за локоть. Вайстор улыбнулся и благодарно похлопал своего друга по руке.

- Я вижу по вашему лицу, милая дама, что ваша дочь приходила.

Она кивнула.

- Я хочу поблагодарить вас, господин Вайстор. Спасибо вам большое за помощь. - Она громко шмыгнула носом и достала платок.

- Карл, вы были сегодня просто великолепны, - сказал Гиммлер. Замечательный сеанс.

Все, кто сидел за столом, включая и меня, дружно поддержали Гиммлера. Гиммлер все еще качал головой и удивлялся.

- Да-да, замечательный, - повторял он. - Можете быть уверены, что я сам свяжусь с соответствующими органами и прикажу немедленно вызвать наряд полиции, чтобы обыскать пивоварню Шультхайса и найти тело этого несчастного ребенка. - Гиммлер теперь смотрел прямо на меня, и я молча кивнул в ответ. И ни минуты не сомневаюсь, что они найдут ее там. Я полностью уверен, что мы слышали голос девочки. Она говорила с Карлом, чтобы ваша душа могла наконец успокоиться. Я думаю, самое лучшее для вас сейчас - это пойти домой и ждать звонка из полиции.

- Да, конечно.

Я обошел вокруг стола, взял Хильдегард за руку и освободил ее из объятий рейхсфюрера. Затем мы пожали всем руки, приняли соболезнования и в сопровождении Рана направились к двери.

- Что тут можно сказать? - рассуждал Ран с важностью. - Разумеется, я очень сожалею, что Эммелин перешла в мир иной. Но, как сказал сам рейхсфюрер, это счастье, что вы теперь все знаете.

- Да. - Хильдегард шмыгнула носом. - Лучше все знать.

Ран сузил глаза и со страдальческим выражением на лице сжал мою руку ниже локтя.