Блеф

А какая разница? Убьем их. У нас есть марионетки, которые сделают это с удовольствием. Убьем их, и не о чем будет беспокоиться. Убьем их сейчас и начнем заметать другие следы. Миша ничего не скажет. Мы так и не знаем, какое доказательство есть у Кристалис. Гимли сам вышел из игры, но есть еще другой человек из памяти Видео. Этот русский. И Сара.

Кукольник произнес ее имя с таким презрением, что Грегу стало неприятно.

Но этот внутренний спор длился лишь мгновение.

– Я политик. Мы не во Франции, где Дикую Карту считают шиком. Я веду схватку, в которой Лео Барнетт пользуется ненавистью натуралов к джокерам. Я уже видел, как карьера Гэри Харта рухнула в результате обычных инсинуаций. И не собираюсь допустить, чтобы такое случилось со мной. Но люди могут увидеть доказательства, какие бы они у вас ни были, и заинтересоваться. Я потеряю голоса избирателей. Люди скажут, что анализ крови можно подделать, вспомнят Сирию и Берлин, начнутся подозрения. Я не могу позволить себе дать почву слухам.

– Что означает, что мы можем прийти к соглашению, – с улыбкой сказала Кристалис.

– Возможно, что и нет. Думаю, у вас есть определенная проблема.

– Сенатор, у прессы есть долг перед обществом… – начал Даунз, но замолчал под уничтожающим взглядом Хартманна.

– Журнал « Тузы» вряд ли можно счесть влиятельной прессой. Скажем так, ваша проблема в том, что вы не знаете, на что я способен. Могу лишь сказать, что в Сирии и Берлине случайностей не было. Могу сказать, что маленький отряд Гимли арестовывают, прямо сейчас. Могу сказать, что вам от меня не скрыться, если я захочу вас найти.

Он слегка повернул голову к двери.

– Маки! – окликнул он.

Дверь открылась. Маки вошел, ухмыляясь, поддерживая спотыкающуюся женщину, укрытую длинным плащом. Сдернул плащ с ее плеч, и женщина осталась нагой, залитая кровью. Толкнул ее в спину, и она упала на ковер на глазах у объятой ужасом Кристалис.

– Я человек благоразумный, – сказал Грег Кристалис и Даунзу, которые уставились на стонущую на полу женщину. – И я лишь прошу вас об этом задуматься. Помните, что я оспорю любые доказательства. Помните, что я могу и обязательно сделаю анализ крови, который даст отрицательный результат. Подумайте от том, что я даже не желаю слышать никаких слухов, ни малейших. Поймите, что я оставляю в живых вас обоих только потому, что вы – лучшие из известных мне источников информации. Вы слышите все, что происходит, по крайней мере, вы меня в этом убедили. Хорошо. Используйте ваши источники. Поскольку, если я услышу о каких-либо слухах, если я увижу хоть что-то в газетах или в «Тузах», если я замечу, что люди задают странные вопросы, если на меня нападут, причинят вред или станут хоть как-то угрожать, я знаю, куда мне идти.

Даунз смотрел на Мишу с отвисшей челюстью. Кристалис снова села за стол. Она попыталась не встречаться взглядом с Грегом, но ей это не удалось.

– Сами понимаете, это я намерен вас использовать, а не наоборот, – продолжил Грег. – Вы оба теперь несете ответственность за молчание и безопасность. Вы оба очень хорошо знаете свое дело. Так что начинайте выяснять, кто мои враги, и работать над тем, чтобы остановить их. Я мстителен и опасен. Я – все то, чего боялись во мне Гимли и Миша. Но если об этом узнает кто-то еще, я сочту это вашим провалом. Вы можете сыграть в героев и провалить мою президентскую кампанию, вот и все. Больше вы ничего не докажете. В конце концов, я никогда никого не убивал и не калечил, лично. И я останусь на свободе. Безо всякого труда найду вас. И сделаю с вами то, что делаю со всеми своими врагами.

Кукольник усмехался в глубине его ума, в предвкушении. Грег улыбнулся Кристалис, потом Даунзу. Обнял Маки, который преданно смотрел на него.

– Развлекайся, – сказал Грег Маки. Еле заметно кивнул Кристалис, холодно и небрежно, и вышел из ее кабинета. Закрыв за собой дверь, прислушивался, пока не услышал гудение, означавшее, что Маки начал использовать свою силу туза.

Позволил Кукольнику завладеть странным, ярким в своем безумии умом молодого парня. Того и подталкивать не надо было.

Маки опустился на колени и взял голову Миши в руки. Кристалис и Даунз даже не пошевелились.

– Миша, – проникновенно сказал он.

Женщина открыла глаза, и, увидев в них боль, он вздохнул.

– Такая чудесная маленькая мученица, – сказал он. – Она не заговорила, что бы я ни делал, сами понимаете, – с восхищением сказал он остальным. Его глаза сверкали. Руки блуждали по вспоротому телу.

– Она могла бы стать святой. Такое молчаливое страдание. Такое потрясающее благородство.

Он улыбнулся Мише почти что нежно.

– Сначала я взял ее, как мальчика, пока совсем не порезал. Хочешь что-то сказать, Миша?

Ее голова медленно упала набок.