Блеф во спасение

Она знала, где искать. Но не знала, что именно. Он знал, что надо найти. Но понятия не имел, с какого конца огромного города начинать раскапывать и разматывать, разгадывать и разведывать. Он – военный разведчик, умеющий собственный разум превращать в холодное оружие, а сильное сердце – в термоядерный реактор, для кого временный поворот жизни к садово-огородной пассивности казался скучен непереносимо. Она – актриса, журналист, историк, легкомысленная и глубокая, проницательная и жестокая. Весёлая и беззащитная, бедовая и решительная. Как сама жизнь. Пересекись их пути раньше, оба были бы обречены на счастье. Но они были обречены на встречу в тот момент, когда оказались нужны не только друг другу. А самой судьбе. Ну, и стране, естественно.

Так с чего же всё началось? В какой момент вспыхнула та искра, что в урагане неминуемого рока распалила костёр событий? Небывальщиной ни бывшему политическому обозревателю государственного радио, ни офицеру службы специальных мероприятий, комиссованному из ближневосточного котла по причине серьёзной контузии, даже в фантазиях заниматься до того не приходилось. Но всё-таки им суждено было встретиться именно ради этого. Встретиться в очередной раз данной им земной жизни для выполнения особой задачи, назначенной тем, кого принято называть то провидением, то божественным разумом. А заодно и для того, чтобы объясниться друг с другом ввиду того, что в иных мирах этой возможности у них не было.

Его звали Михаил Келебдаенен. Отца-эстонца он видел только один раз в жизни. По Skype. Тот сбежал сначала на историческую родину, а после обретения Эстонией формальной государственной независимости – и вовсе в канадскую глухомань. Так что, его судьбу и воспитание определила русская мама-москвичка, дочь замминистра гражданской авиации Советского Союза. Сначала засунула в Суворовское училище на Осташковской улице. Оттуда его забирал на выходные дедушка, дабы не мешать матери строить и рушить личную жизнь. Потом был институт военных переводчиков. Дружба с однокурсником-сиротой, хранившим в общаге под кроватью загадочное сокровище – выуженный из разрушенного подвала где-то на Солянке еще сразу после бомбёжек Великой отечественной здоровенный старинный кирпич с конусообразным углублением, откуда выглядывало нечто, тускло отливающее зеленью. Старинная бронза. Кирпич был твёрдым как гранит набережных. И двое парней так и не решились применить болгарку, чтобы добраться до его содержимого. О том, чтобы показать артефакт знаменитому академику Александру Векслеру, почётному главному археологу Москвы, у них речь зашла лишь однажды, перед выпуском из института. Но слишком быстрая отправка друга в командировку «за речку» отложила эти планы на неопределённое «как только, так сразу». Когда же пришла весть о том, что товарищ сложил там голову, Михаил завернул доверенное ему на хранение сокровище в рваную футболку и спрятал на даче у деда, не смея тронуть единственную память о первой дружбе и первой потере. Но именно с тех пор ему время от времени, чуть ли не накануне получения опасных заданий или предупреждая об опасности, стал сниться один и тот же сон… Голубые глаза и ледяной холод в них, тёмное покрывало на голове красивой женщины в длинном античном наряде. Он задаёт ей какой-то вопрос, пытаясь догнать в плотной толпе. Она отвечает, но скрывается из вида. Оглушительный грохот соловьиной ночи. А потом он просыпался, каждый раз в холодном поту. Так было тем ранним утром, когда готовился взрыв самолёта, вылетевшего утром с египетского курорта в Санкт-Петербург. Так было за несколько часов до того, как его отряд сдержал вырвавшийся из Ракки караван боевиков… Взрывную волну он успел обмануть. Но головные боли майору приходилось глушить таблетками. Получая из рук верховного орден, пришлось молча улыбнуться, нормальная речь тоже восстановилась не сразу. Так ледяной весной он оказался в вынужденном отпуске на даче деда. И, горюя вместе с постаревшей одинокой матерью о помёрзших огурцах, от нечего делать вытащил завёрнутый в рваную футболку древний кирпич…