Блэк

Шевалье был сильно не в духе. Он кое-как перенес неудобства бессонной ночи, к которым добавился разговор с братом, заставивший его пережить самые разнообразные эмоции; плохая постель, в которой он пытался отдохнуть, еще больше увеличила его усталость, вместо того чтобы снять ее; однако он быстро забыл неудобную постель; сквозняки, дующие в комнате, не произвели на него почти никакого впечатления; но вот тот ужин, который ему только что подали, привел его в полнейшее отчаяние. Он спрашивал себя, не было ли с его стороны более разумным как можно быстрее вернуться в славный город Шартр, где, как бы ни были велики его огорчения, у него по крайней мере была возможность пристойно пообедать и было столь милое его сердцу общество Терезы.

Раз барон и Гратьен отказались сделать то, о чем он приехал их просить, то ради чего ему отныне и дальше оставаться в Париже?

Шевалье шел сквозь толпу, которая между семью и восемью часами заполняет Итальянский бульвар, рассуждая сам с собой и сопровождая свои размышления жестикуляцией, благодаря которой на его голову обрушилось не одно проклятие со стороны людей, которых он по своей рассеянности задевал, проходя мимо; проклятия, на которые достойный шевалье даже не соизволял ответить.

Толпа все прибывала и прибывала, и в конце концов де ля Гравери охватил один из тех приступов ярости, которые часто случаются с провинциалами, когда они вынуждены пробираться в сплошном потоке гуляющих, праздношатающихся, глазеющих по сторонам парижан, и, повернувшись спиной ко всей этой людской сумятице, он принял решение вернуться в Шартр и для начала попытался вернуться в свой отель, который казался ему неотъемлемым этапом его путешествия.

«Да, — ворчал он сквозь зубы, — я навсегда покидаю тебя, проклятый и прогнивший город! я укроюсь в своем доме, около моей бедной Терезы, которая станет моей приемной дочерью, раз я не могу сделать ее ни моей женой, ни моей настоящей дочерью. И клянусь, пусть даже судебный процесс съест половину моего состояния, я оставлю ей достаточное наследство, чтобы она смогла жить в достатке, когда меня не станет. Будь спокоен, Думесниль! Идем!

До сих пор шевалье жестикулировал левой рукой; правая, в которой он держал поводок Блэка, оставалась в кармане его брюк; но на этот раз, увлеченный пылом своего ораторского искусства, он поднял вверх именно правую руку, как будто призывая небо в свидетели своей клятвы, которую он одновременно давал самому себе и своему другу.

К своему великому удивлению, шевалье при этом заметил, что на конце кожаного ремешка, болтающегося у него на кулаке, ничего нет.

Шевалье обернулся.

Блэка не было ни рядом с ним, ни позади.

Тогда он подошел к газовому фонарю и внимательно рассмотрел ремешок. Он был очень аккуратно обрезан каким-то острым инструментом.

У него украли его собаку.

Первым порывом шевалье было броситься бежать, зовя Блэка.

Но куда бежать? в какой стороне звать?

И потом, как перекричать оглушающий шум карет и глухой ропот толпы.

Де ля Гравери принялся расспрашивать прохожих.

Одни отвечали на его вопросы, заданные взволнованным и прерывающимся голосом, пожатием плеч; другие говорили, что им ничего неизвестно. Один человек в блузе уверил его, что видел какого-то типа, ведущего собаку при помощи платка, просунутого через ошейник; эта личность вела собаку в сторону улицы Вивьен. Животное сопротивлялось, и этому типу лишь с большим трудом удавалось заставить его следовать за собой, таща силой.

Этот пес, как две капли воды, был похож на тот портрет, который шевалье нарисовал со своего спаниеля.

— Скорее, на улицу Вивьен! — произнес шевалье, направляясь в указанную сторону.

— О! он сильно опередил вас, и я сомневаюсь, что вы настигнете его, мой храбрый господин; если ваше животное, а в этом я не сомневаюсь, было украдено одним из тех молодцов, чья коммерция состоит в том, чтобы красть их и продавать, то оно уже в надежном месте.

— Но где его отыскать? как его найти?

— Для начала надо обратиться с заявлением к комиссару.

— Хорошо; потом?

— Объявить о пропаже, пообещать вознаграждение.

— Сколько бы это ни стоило, лишь бы только мне вернули моего спаниеля.

— Послушайте, — обратился к шевалье человек, которого растрогала его скорбь, — не стоит так отчаиваться; вы найдете вашего зверя, и если не этого, так другого. Я вам обещаю одно: если награда будет приличной, то завтра утром еще до завтрака, две собаки, похожие на вашу, уже будут стоять у вашей двери.

— Но мне нужна моя собака, только моя собака и никакая другая! — вскричал шевалье. — Вы не знаете, мой милый, как я дорожу своей собакой… А если я потеряю его во второй раз, моего бедного Думесниля, то думаю, что не переживу этого и умру!

— Думесниль! вашу собаку зовут Думесниль? Послушайте, какое странное имя для собаки! я бы сказал, скорее человеческое имя. Ну, же, успокойтесь! Париж велик, но я знаю все его уловки. Вы доверяете мне?

— Да, мой друг, да, — закричал шевалье.