Блещет золото кровью алой

Разжав ладонь, он показал ключ от банковской ячейки, в которой покойный Таранников хранил яйцо Фаберже. С удовлетворением отметил, как капризная складочка в уголках губ разжалась, отчего лицо Ерофеева приняло еще более любезное выражение. Теперь он был сама предупредительность.

– Я весь в вашем распоряжении. Так что вы хотели?

– Дело в том, что меня к вам отправил Алексей Павлович… господин Таранников. – Банкир понимающе кивнул. – Утром мы были у вас…

– Разумеется, я вас помню. Так какое у вас дело?

– Понимаете в чем дело, у нас изменились обстоятельства. Нам нужно срочно открыть банковскую ячейку.

– А почему в таком случае Алексей Павлович сам не пришел, а отправил вас? – нейтральным голосом спросил банкир.

На первый взгляд обыкновенный вопрос, какой положено задавать в подобном случае. Все бы ничего, вот только застывшие глаза банкира, будто сканеры, стремились подмечать малейшее идеомоторное движение. Оставалось самое трудное – выдержать.

Располагающе улыбнувшись, Григорий ответил:

– Он не может подойти, спину прихватило, вот он меня и отправил.

Ерофеев понимающе кивнул:

– Все оно, конечно, так, но неужели он так болен, что не может прийти в банк завтра?

Служащие банка – народ невероятно проницательный, зачастую недоверчивый, на своем веку они повидали всяких клиентов. Работа с деньгами заставляет относиться к каждому клиенту с долей недоверия. Видно, в его голосе Ерофеев уловил какие-то чужеродные интонации; они заставили его насторожиться. Самое время поменять тактику и включить сердитость.

Нахмурившись, Григорий заговорил, демонстрируя откровенное неудовольствие:

– Послушайте, Никанор Глебович, что-то я вас совсем не понимаю. Наш работодатель Таранников заключил с вами договор, что вы допустите нас к ячейке сразу же при предоставлении ключа, а теперь вы задаете какие-то неуместные вопросы.

– Поймите меня правильно, как-то все очень неожиданно, – неопределенно протянул банкир. – А потом, конец рабочего дня, мне бы нужно созвониться с господином Таранниковым…

– Неужели вам непонятно, что господин Таранников не намерен приходить в банк. Поверьте мне: у него есть на это свои причины, он просто занят и отправил меня! Для общения с банковскими служащими у него имеются доверенные люди.

Григорий старался показать, что он раздражен. Главное – не переиграть, а легкий румянец на щеках будет весьма кстати.

– Хорошо, вы меня убедили, – согласился банкир. – Пойдемте в хранилище. Только позвольте все-таки взглянуть на ваш паспорт. Поймите меня верно, таковы наши инструкции.

Слегка нахмурившись, Григорий протянул паспорт.

– Берите, если это нужно.

Устроившись за стойкой, Никанор Ерофеев развернул паспорт и, быстро пролистав его, переписал данные. Уже протягивая документ, проговорил с едва различимыми виноватыми интонациями:

– Сейчас правила работы с клиентами ужесточают. Мы всего лишь исполнители. – И бодро, как бы подведя черту под неприятный разговор, произнес: – Пойдемте в хранилище!

– С удовольствием, – буркнул Григорий, стараясь унять волнение.

За металлической дверью, сделанной под темный орех, находился небольшой коридор, где, кроме служебных помещений для охраны и небольшой комнаты для переговоров, была неприметная узкая дверь – именно за ней находилось хранилище банка.

Охранник, стоявший у порога, предупредительно распахнул дверь, впустив заместителя директора с гостем в узкий коридор. За спиной мягко захлопнулась трехтонная стальная дверь, изолировав вошедших от внешнего мира. В какой-то момент Григорий почувствовал, что ему сделалось не по себе, как если бы его заперли в каземате.

В коридоре в черном костюме стоял другой охранник, столь же впечатляющей комплекции, но с легким брюшком, просматривающимся через тонкую белую ткань рубашки. Нарочито равнодушный взгляд, спокойная манера поведения свидетельствовали о том, что друзей в помещении банка у него нет, и при необходимости он свернет шею не только неизвестному клиенту, но и сопровождавшим его лицам. От подобного предположения Григорий слегка поежился.

Охранник проводил вошедших взглядом, как если бы подозревал их в разворовывании национальных сокровищ, а потом удовлетворенно кивнул и нажал неприметную кнопку подле косяка. Дверь открылась не сразу, а только после того, как заместитель директора банка набрал соответствующий код, приложив к датчикам магнитную карту. Медленно, будто бы нехотя, дверь отомкнулась, образовав небольшой проем, и пропустила в хранилище Ерофеева вместе с Григорием. И уж когда они вошли в хранилище с установленными вдоль стен ячейками, так же неслышно прикрылась, погрузив помещение в абсолютную тишину.

– Вы помните номер ячейки? – повернулся банкир к Григорию.

Еще одна проверка, записанная где-нибудь в секретных банковских предписаниях, или праздный вопрос, чтобы прервать затянувшееся молчание? А может, недоверчивый взгляд банкира ему только показался?

– Разумеется, помню, – хмыкнул Григорий. – Шестьдесят четвертый номер. Вы меня проверяете, что ли?

– Пожалуйста, приступайте, – с готовностью отозвался банкир и отошел к столу, стоявшему у противоположной стены.