Блеск будущего

Понятное дело, это было слишком сильно сказано. Да, в этой стране работали академические эксперты, журналисты, дипломаты; были даже такие люди как, впоследствии, Генри Льюис, что даже родились в Китае. Многие из них, включая одну русскую даму, с которой я познакомился в Орегоне, даже свободно изъяснялись по-китайски.

Но в то время я был экспертом-интеллектуалом. Это такой писатель, чья работа заключается в том, чтобы трудолюбиво выстоить по порядку кучу фактов.

Вот откуда в «БЛЕСКЕ ГРЯДУЩЕГО» появились все ссылки на коммунистических деятелей, а также их психологические портреты в разных главах книги, взятые из действительности, либо парафразированные. Антикоммунисты, что представляют старых русских и китайских лидеров бандой полуграмотных громил с большой дороги, будут изумлены, открыв, что те были интеллектуалами, имеющими свою собственную пространную терминологию, которую сами они понимали в совершенстве. В моем романе она используется с изменением, самое большее, отдельных букв.

Для того, чтобы драматизировать идею того, к чему может привести «нагнетание сюжета», я решился на самые причудливые посылки, продолжив их затем самым невероятным образом. Результатом же стал далекий от реальности фантастический роман без заметных следов интеллекта.

Только он в книге имеется.

I

Профессор Дан Хигенрот, поджав губы, читал официальное письмо.

«…Удача подарила вам победу в Акколаде[1] по вашей специальности… Отсюда следует ваша декапитация[2] в присутствии студентов старших курсов… будет происходить во время празднования Патриотического Дня. Примите наши поздравления…»

Там было еще что-то, но суть уже была ясна.

Не говоря ни слова, Хогенрот протянул бумагу своей жене, Эйди, сидящей за накрытым для завтрака столом. Без всякой объяснимой причины он внимательно следил за тем, как молодая женщина читает сообщение о грозящем ее уже пожилому мужу отсечении головы, но та не проявляла никаких заметных эмоций. Эйди отдала ему листок и сказала:

— Здесь самое главное помнить, что голову отрубят совершенно безболезненно. Об этом всегда предупреждают заранее.

Тут до Хигенрота дощло, что он читает мелкий шрифт примечания, касающегося именно этого самого важного момента распорядка казни:

«…Данное обстоятельство является гарантией того, что победитель в Акколаде не станет проявлять боязни своим поведением или мысленным напряжением перед самым моментом декапитации. Подобные старомодные реакции не соответствуют современному, зрелому ученому, понимающему всю ценность отсечения головы на Акколаде для собственных студентов и знающему, что для него самого это будет всего лишь шагом из этого мира в иной, лучший, как установлено Официальной Религией.»

Эта награда поставила профессора Хигенрота перед дилеммой. С одной стороны — и он принимал ее как должное — это была победа. Его длительное сражение с доктором Хином Глюкеном закончилось чистым поражением — можно даже сказать, нокаутом — для его соперника. Победители Акколады сразу же выделялись в первые ряды научных знаменитостей.

Говоря переносно, одним ударом он выиграл корону.

Но с другой стороны, он вовсе не чувствовал того, что дело закончено.

— У старого олуха еще есть способность шевелить мозгами, — сообщил он Эйди. — В связи с этим, мне кажется, стоит попросить отстрочки для отбытия в Блеск Грядущего.

А ты не думаешь, — спросила Эйди, — что это каким-то образом связано с теми политическими статьями против режима, которые ты два года печатал?

— О, нет, — возразил Хигенрот, качая своей костлявой головой. Диктатор установил навечно терпимость ко всем мнениям. Предположение о том, что Акколада мною не заслужена, совершенно не принимается во внимание.

— Ну, конечно же, — поспешно воскликнула Эйди.

До Патриотического Дня оставалось еще пол-недели, но Хигенрот надлежащим образом оформил свое прошение об отсрочке и отослал его в Управление по Высшему Образованию заказной магнитной скоростной почтой.

Сообщение о его награждении появилось в утренних теленовостях. Рано утром на следующий день из-за океана примчался д-p Глюкен, чтобы, как он сам объяснил «выразить свое последнее уважение самому твердолобому из оппонентов». После он добавил:

— Не могу сказать, что я полностью соглашаюсь с их решением, но мне кажется, что у меня самого имеется решение, которое удовлетворит меня лично.

И сразу же после этих слов он стал выражать свое видение проблемы.

По какой-то необъяснимой причине Хегенрот этой ночью спал плохо; посему лишь только через какое-то время его встревожило осознание того, что д-p Глюкен рассуждает о давным-давно обыгранных моментах его собственных теорий.

— Это будет триумф науки, — разглагольствовал Глюкен, — если ваши студенты во время декапитации получат телесное восприятие не только ваших особых знаний, но и моих.

Взволнованный голос еще продолжал что-то говорить, но в Хигенрате вдруг что-то шевельнулось. Потом его будто током стукнуло.

— Погодите, погодите, — перебил он собеседника. — Вы хотите сказать, что…?