Блеск и будни

Мальчик, вставший коленями в грязь на берегу Темзы, был заскорузлый, его вьющиеся каштановые волосы под кепкой такие грязные, что в некоторых местах свалялись в колтун. Хотя день стоял холодный, крутились клубы тумана, на мальчике не было ни пальто, ни теплой шапки, ни даже ботинок. От непогоды он закрылся попоной, которую стащил с лошади.

— Что вы там ищете, молодой человек? — спросил высокий, бородатый индус-моряк, порванная одежда которого производила почти такое же жалкое впечатление, как и одеяние мальчика. Это была маскировка Адама под «бедного индийского моряка». В разговоре он также имитировал музыкальный акцент индусов.

Мальчик взглянул на незнакомца.

— Это не твое собачье дело, грязный чучмек, — огрызнулся он, акцент кокни делал его английский язык практически непонятным.

— Какой ты милый мальчик, — улыбнулся Адам, наклонился и схватил его за ухо. Паренек взвыл, когда Адам рывком поставил его на ноги. — А теперь ответь мне, пожалуйста, на мой вопрос. Что ты ищешь в этой грязи?

— Ищу тут монетки, отпустите, мне больно.

— Да, догадываюсь. Насколько я знаю, у тебя симпатичная старшая сестра. Видел ее, когда она выходила и входила в дом. Очень, очень миловидная. Сколько она берет?

Мальчик начал бить кулаками по животу Адама.

— Она не потаскуха! — взвыл он. — Она не такая!

Адам засунул свободную руку в карман своих потрепанных брюк и, вынув оттуда шиллинг, стал держать его перед носом паренька. Тот перестал колотить Адама и уставился на монету.

— Это тебе, молодой человек, если ты ответишь на мои вопросы.

Он отпустил ухо мальчика и отдал ему монету.

— Она берет полфунта, но с вас, чертого абрека, сдерет больше.

— Понятно. Дома ли она сейчас?

— Не знаю, может быть. Днем она отдыхает.

— Отведешь ли ты меня в свой дом, молодой человек, еще за один шиллинг?

У мальчика закралось подозрение.

— Если вы знаете, где находится наш дом, зачем вам нужен я?

Адам улыбнулся и вынул из кармана еще один шиллинг.

— Потому что мне нравится твое общество, молодой человек, и я хочу, чтобы ты поговорил с сестрой обо мне. Она может не захотеть впускать в дом «чертова абрека», если ты понимаешь, что я хочу сказать. У меня для тебя припасен и третий шиллинг.

Мальчик взял второй шиллинг.

— Ну, ладно. Но никаких гарантий. Моя сестра довольно разборчива. Пошли.

Он начал выбираться из грязи на мостовую, Адам последовал за ним. Они находились у причалов «Черный лев» в районе Уаппинг, который тянулся от лондонских доков до железнодорожного туннеля под Темзой, Бруннел — одного из инженерных чудес того времени. Адам шел за мальчиком вдоль реки, улавливая через туман проблески таверн и винных магазинов, уступая дорогу пьяным морякам. Река представляла собой лес мачт и оснастки.

За месяцы, прошедшие после разлуки с Лизой, Адам изучил Лондон, как свои пять пальцев. Он познакомился также с подспудными — и более явными — проявлениями классовых различий, которые имели большое значение для лондонцев. Высший класс англичан мгновенно распознавался соотечественниками. И дело здесь не только в акценте, хотя он играл важную роль, но и в том, что высший класс с его преимущественно норманнскими генами даже выглядел иначе. Его представители выделялись удлиненными лицами, светлыми волосами и презрительными голубыми глазами. Адам понял, что по внешности и по акценту он отличался от них. Но в одежде он приобрел такую же элегантность, как и другие пэры, которые одевались иначе, нежели представители среднего и низшего классов. Они не снимали шляп на улице и в помещениях, за исключением жилых домов и церквей. Их плащи были сшиты лучшими портными мира, их брюки у каблука касались земли, но были выше у подъема. Поскольку тогда не существовала химчистка, одежда распарывалась по швам, стиралась вручную, а затем снова прострачивалась. Только дорогостоящие портные знали, как толком делать это, поэтому лишь богачи могли позволить себе выглядеть опрятно. Мужчины среднего класса носили котелки вместо цилиндров, всегда выглядели несколько помятыми и нечистыми. А у бедных не было другого выбора, как донашивать обноски высших классов, поэтому уличный торговец мог напоминать помятую карикатуру банкира в истрепанном фраке и изношенном цилиндре.