Блеск и будни

— О, нам всем очень жаль. Думаю, что и Джеффу Дэвису жаль, и генералу Ли. «За доблесть и мужество в битве у Булл Рана» — говорилось в письме. Его подписал сам Джефф Дэвис. Разве не впечатляюще? И знаете, как я поступил с медалью? Нет, вы, конечно, не можете знать этого. Вы находились в Европе. Я бросил ее в толчок. А знаете, что сделал с письмом Джеффа Дэвиса? Подтерся им.

Пинеас напрягся.

— Подтер себе ЗАДНИЦУ! — закричал Клейтон. — Наклал я на письмо Джеффа Дэвиса! Я готов наложить на всю проклятую Конфедерацию — вы слышите меня, СЭР? Вы слышите меня, генерал?Конфедерация — это ГОВНО!

— Если ты не возьмешь обратно эти мерзкие слова, — рассердился Пинеас, — то, видит Господь, я выгоню тебя из своего дома.

— Я не откажусь ни от единого слова. Я потерял ногу — во имя чего? Чтобы вы продолжали хлестать и убивать черномазых? Именно ради этогоя лишился ноги? Именно из-за этого погиб мой отец? За это что ли воюет теперь мой брат? Считаю Заха дураком, что он ввязался в эту бойню. Я говорю — к такой-то матери Конфедерацию! К такой-то матери Славное Дело! К такой-то матери все остальное!

Он навзрыд заплакал. Пинеас подошел к нему и влепил ему сильную пощечину. Клейтон не устоял и упал на пол, костыли отлетели в сторону.

— Видит Бог, сэр, выматывайтесь из моего дома! Сейчас же!

Клейтон одновременно и смеялся и плакал.

— Пошла ваша Конфедерация к такой-то матери! В гробу я ее видел!

Тесть злобно пнул его ногой в живот. Клейтон взвыл от боли, а Пинеас перешагнул через него и вошел в столовую.

Сара наблюдала за происходившим со второго этажа и улыбалась.

— «О, хотел бы я оказаться в стране хлопка», — запел Клейтон и пополз по полу, пытаясь подобрать свои костыли. — Былые времена невозможно забыть…

Он схватил один костыль.

— Так, так, — проговорил он вслух, — одноногий должен найти себе новое жилище. Интересно, куда же мне податься?

Когда он подцепил второй костыль, в памяти всплыли сцены плотских удовольствий, и он вдруг понял, куда он уедет.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Пальцы двенадцатилетнего мальчика с поразительной быстротой бегали по клавишам, когда он с потрясающей виртуозностью исполнял «Революционный» этюд Шопена. Лиза сидела в скромной гостиной частной школы в Глочестере и с трудом верила своим глазам и ушам. Гавриил Кавана (Лиза дала ему фамилию Джека, поскольку не знала полного имени Мозеса; в списке рабов он значился — «сын Мозеса») рос красивым мальчиком с более светлой кожей, чем у отца. Но Лизу особенно поразил его музыкальный талант, когда она приехала на поезде в Бостон, а потом в экипаже добралась до рыбацкой деревушки в Глочестере. Миссис О'Гилви, надзирательница частной школы, отмечала в своих ежегодных отчетах, что она поощряла занятия этого мальчика музыкой по классу пианино. Но такое мастерство! Под бурными, темпераментными пассажами левой руки возникала мелодия, страстная и патетически величавая. Потом бравурный водопад звуков и заключительные волнующие звуки, рождающие образы Зевса, который мечет на мир громы и молнии. И тишина.

Мальчик посмотрел на Лизу, вставая из-за пианино. Он сгорал от любопытства, желая побольше узнать об этой прекрасной женщине, которую он впервые в жизни увидел полчаса назад.

— Гавриил, не знаю, что и сказать тебе, — заметила она, тоже поднимаясь. — Я и не представляла себе, что ты такой талантливый. Ты сыграл великолепно.

— Его учит польский джентльмен, который живет в Марблхед, — пояснила О'Гилви, седовласая дама. — Мистер Карасовский утверждает, что Гавриил — самый талантливый мальчик из всех детей, которых он учил. Он обладает также феноменальной памятью. Ему достаточно один раз на что-нибудь взглянуть, и он все запомнил.

— Я могу также импровизировать, — гордо заявил мальчик. — Послушайте.

Он опять сел за пианино и начал снова исполнять «Революционный» этюд, только на этот раз мелодия, рождавшаяся из-под правой руки, напоминала «Янки Дудль».

Лиза рассмеялась и зааплодировала.

— Великолепно! — воскликнула она.

— Он славный мальчик, — продолжала миссис О'Гилви, — но немного заносчив. Он один из самых способных учеников по всем предметам, за исключением истории. Эта дисциплина ему не очень нравится.

— Я хочу забрать его с собой в гостиницу на обед, — сообщила Лиза.

Миссис О'Гилви понизила голос.

— Вам придется обедать с ним в номере, — заметила она. — В ресторан его не пустят.

Лиза нахмурилась.

* * *

— Почему вы платите за мое обучение? — спросил Гавриил час спустя. Он сидел напротив Лизы за небольшим круглым столом, который внесли два официанта в ее номер на втором этаже. Оба официанта с подозрением посмотрели на опрятно одетого негритянского мальчика.

— Я обещала твоему отцу, что позабочусь о тебе, — ответила Лиза.

Гавриил с удовольствием ел лобстера.

— Откуда вы знали моего папу?

— Он работал… на плантации в Виргинии.

— Вы хотите сказать, он был рабом?

— Ну, да.

— Каким он был?

— Ты не запомнил его?

— Мало помню. Мне было четыре года, когда меня с матерью продали.