Блеск и будни

Куклуксклановцы подняли деревянную слегу с двух деревянных рогатин, на которых она лежала, и поднесли к Заху.

— Стяните с него подштанники, потом привяжите его к вертелу, — распорядился Пинеас жестко.

Зах и другой клановец спустили подштанники Гавриила и сдернули их. Теперь он стоял совсем голый, дрожа от холода и обливаясь потом от ужаса.

Вертел лежал на снегу. Зах схватил Гавриила со спины, а другой клановец за колени. Они приподняли его.

— Засовывайте вертел между его связанных рук, потом привязывайте к его коленям.

Приказание тут же выполнили.

— Прекрасно. Кладите этого черномазого на решетку.

Взялись за оба конца вертела и приподняли его. Гавриил под тяжестью своего веса перевернулся и повис на слеге лицом вниз. Страшная процессия понесла его к куче поленьев, и слегу опять положили на вкопанные в землю рогатины.

Пинеас и Зах взобрались на кучу поленьев и оказались на уровне головы Гавриила.

— Пусть мы проиграли войну, — заявил Пинеас куклуксклановцам. Потом он повернулся к Гавриилу, в его глазах аристократа отразились ненависть и презрение. — Но в конце концов мы победим. Когда пыль осядет, все увидят, что наши братья северяне так же ненавидят вас, черномазых, как и мы. Ты слышишь меня, черномазый? Ты напялил на себя одежду белых и поехал колесить по Европе. Но теперь ты дома. У себя в Америке. Где же теперь твоя одежда? Ее нет. Поможет ли она тебе? Нисколько. Потому что ты с нами, своими господами. И боишься драться…

Из чащи леса прозвучал выстрел. Пинеас Тюрлоу Уитни, на лице которого отразилось изумление, схватился за грудь, потом упал вперед, скатился по куче поленьев на заснеженную землю. Прогремели другие выстрелы. Куклуксклановцы завопили, заметались, панически кинулись к своим ружьям. Зах соскочил с кучи поленьев, схватил с земли приготовленный факел, зажег его от одного из горящих крестов. Пропитанная маслом ветошь тут же вспыхнула ярким пламенем. Он подбежал к поленьям и стал разжигать костер, когда раздался новый залп выстрелов. Пуля попала Заху в спину. Он вскрикнул, шагнул вперед и свалился на принесенный им же факел, которым намеревался поджечь костер и поджарить на нем Гавриила. Теперь он упал бездыханным рядом со своим приемным отцом Пинеасом. Матерчатый балахон Заха загорелся, его тут же охватил столб пламени. Загорелась одежда и лежавшего рядом с ним Пинеаса. Гавриил, все еще висящий на вертеле, с ужасом смотрел, как языки пламени, охватившие его незадачливых палачей, лижут нижние поленья подготовленной для костра кучи дров.

Замертво попадали в снег пятеро других куклуксклановцев. Последний оставшийся в живых, вопя от ужаса, вскочил на повозку и, огрев лошадей, помчался в ночь.

Из лесу выбежали Броувард и двенадцать других прихожан.

— Тушите огонь! — громко крикнул он, бросая ружье и подбегая к горящим трупам. Он стал кидать на них снег.

— Помогайте мне! — завопил он. — И снимите Гавриила!

Через несколько минут огонь загасили, трупы бывшего сенатора и его приемного сына — героя Конфедерации продолжали дымить. Гавриила отвязали, накинули на него одеяло, прикрыв его наготу.

— Спасибо, — пробормотал тот, находясь в шоке. — Благодарю всех вас.

— Эти куклуксклановцы обкакались от страха, — ликовал Броувард.

— Да, но они вернутся, — заметил другой прихожанин. — Нам стоит некоторое время не высовываться. Из-за этого у всех будут большие неприятности.

— Ничего, — успокаивающе произнес Броувард. — Мы теперь знаем, как надо драться. А как быть вам, брат Гавриил? Вам лучше поскорее убраться отсюда в Нью-Йорк.

— Да, я сразу же уеду, — ответил Гавриил со слезами на глазах. — Но теперь я понял, какое у меня было прошлое. И знаете что? Несмотря на всю мерзость случившегося, в этом есть и свой смысл. Потому что мы, пережившие все это в Америке, не из тех, у кого кишка тонка.

— Аминь, — дружно откликнулись остальные.

— Просто не верится, — заметила Лиза два дня спустя в разговоре с Отто Шенбергом. Она смывала свой грим в артистической комнате театре «Эмпайр», где проходили репетиции пьесы «Она уступает, чтобы победить». — Да, действительно, не могу поверить в это, — продолжала она. — Пинеас Уитни оказался сумасшедшим! Пытаться заживо зажарить Гавриила — чудовищно! Слава Господу, что Уитни погиб. Он больше многих других заслуживал смерти.

— А Гавриил уже в Нью-Йорке? — спросил банкир.

— Да. Он обедал у меня недавно. Гавриил чуть ли не со слезами рассказывал обо всем этом. Он все же рад, что съездил в Виргинию. По крайней мере, теперь он узнал о своем происхождении.

— Что же он будет теперь делать?

— Говорит, что уедет обратно в Европу, потому что здесь он может выступать только в негритянских кварталах. Ах, Отто, разве это не преступление, что такой талантливый человек, как Гавриил, не может снять для своего концерта даже пивной бар, потому что он черный! Можно было думать, что после стольких страданий во время войны обстановка начнет понемногу меняться. Но Лиля рассказывает мне, что в Нью-Йорке распространены такие же предрассудки, как и на Юге.

Отто немного поразмыслил, не сводя своих глаз с Лизы. Потом поднялся.