Блеск и гибель (ЛП)

Две недели спустя, когда часовщик наконец-то начал выздоравливать, Кент пошел домой. В переднем окне горела свеча, но экономка встретила его у двери с мрачным выражением лица.

Его отец умер. То ли от сердечного приступа, то ли от горя, когда услышал, что его сына захватил Просперо. Никто не знает наверняка.

Кент ошеломленно поплелся к дому отца. Наконец он увидит, что внутри.

Никаких часов. Никакой взрывчатки. Никакого оружия. Но на столе в центре комнаты он нашел чемодан. Внутри были линзы, завернутые в бархат. Дюжины линз. Для очков. Для защитных масок. Все они были для него.

На дне чемодана было письмо.

Там говорилось:

«Достаточно плохо рожать ребенка в мире, где царит чума. Я не хотел обременять моего мальчика слепотой. Будь осторожен с этим. Не храни их всегда в одном месте, наш город склонен к стихийным бедствиям и пожарам».

Обыскав мастерскую, а после нее и дом, Кент нашел еще дюжину линз. Все завернул в бархат. Делом всей жизни его отца было улучшение будущего Кента, несмотря на то, что он никогда не проявлял к нему привязанности. Мальчик поклялся не становиться таким холодным и отстраненным от жизни.

И все же изобретательство помогло ему забыть о своем горе и одиночестве. В конце концов, оно заняло все время его бодрствования.

Мастерская, где его отец проводил дни, стала его прибежищем. И спустя годы его изобретения изменились от часов до паровых двигателей и дирижаблей. Он воссоединился с белокурым мальчиком, который спас его в тот день во дворце, – с племянником принца.

Научиться доверять ему заняло у Кента месяцы. Даже несмотря на то, что Элиот помог ему сбежать из дворца, Кент боялся, что у него еще осталась некая привязанность к Просперо, и он мог украсть его изобретения или вывести их из строя. Но Элиот давал ему деньги, снабжал запчастями и ничего не хотел сделать для Просперо. Он, казалось, искренне заботился о городе. В последнее время он начал заниматься исследованиями масок для бедных.

Он знал, что работать на Элиота опасно. Изобретать опасно. И был прав.

Каким-то образом он снова был заперт в тюрьме, но уже с другим сумасшедшим.

На этот раз он был заперт с самой раздражающей девушкой. Сестрой Элиота, с ее накладными ресницами и блестками, усыпавшими веки.

Люди в городе умирали каждый день, а эта девушка растрачивала драгоценные ресурсы, например, воздух. Вот она тут, подшучивала якобы над его воображаемой девушкой. Будто у него было время на подобные вещи.

Но, когда она рассказывала ему о том, как она планировала наблюдать, как ее отец умрет от меча Элиота, ее голос был твердым и абсолютно серьезным.

– Тебе стоило бы стать актрисой, – сказал он, наконец.

– Я знаю, – ее голос снова просветлел. – Моя мама меня хорошо натренировала. Так жаль, что чума закрыла все театры.

– Так жаль, – повторил он, пытаясь скрыть внезапное замешательство. Она была самым глупым и самым бесстрашным человеком из всех, кого он встречал. Между ними затянулась тишина.

– Значит, мы возле гавани, и я освобождаю тебя от этих наручников, – протараторила она. – Ты собираешься сбежать?

– Нет, – просто ответил он.

– Ты должен. Я бы наслаждалась шансом быть спасенной.

Он улыбнулся ей, надеясь, что улыбка вышла извиняющейся.

– Я не могу, – сказал он. – Преподобный хотел, чтобы я установил бомбу, но он не сказал, где, или что он хочет взорвать. Я далеко не единственный человек в городе, который может создать взрывчатку, и мы оба это знаем. Я должен выяснить, что он хотел взорвать, поэтому должен сказать Элиоту. Так мы сможем разрушить планы Мальконтента.

– Понимаю, – тихо сказала она. – Но тогда мы впустую потратили хорошую шпильку.

И он видел, что она все понимает. Он балансировал между опасностью, грозящей ей, и тем, что могли пострадать многие люди, если Мальконтент добьется своего. Но он выбрал остаться, потому что таким образом мог спасти больше жизней.

Он вынудил себя прекратить думать о девушке на полу перед ним. Что хотел Мальконтент взорвать? Что он упустил?

– Мне придется вернуть его на место, если кто-то придет, но я не считаю это пустой тратой, – он стоял, его мышцы сопротивлялись после столь долгого сидения на холодном полу. И он шагнул.

Лишь несколько ночей назад он видел ущерб, нанесенный бомбами Мальконтента. Он видел мертвого ребенка, похороненного под грудой щебня, когда Элиот взял его проверить утраты.

Ущерб от бомбы был незначительным. Но отчаяние жителей многоквартирного дома за церковью было сокрушающим. Печаль. Надежда, что кто-то придет и изменит их жалкое существование. Элиот был идеальным, успокаивающим, утешающим. Кент стоял позади, немой и чувствующий себя некомфортно.