Блеск и кровь гвардейского столетия

Есть веские улики против Екатерины, в то время супруги наследника престола. В 1757 году, когда с Елизаветой случился серьезный приступ, и она несколько дней провела между жизнью и смертью, Екатерина попыталась реализовать свой заговор, в который были вовлечены и продажный канцлер Бестужев, и командующий русскими войсками в Пруссии Апраксин. Помчались курьеры, и Апраксин в страшной спешке погнал свою армию к границам России, чтобы поддержать Екатерину. При этом варианте (хотя точных данных нет) Екатерина наверняка собиралась избавиться от нелюбимого мужа уже тогда. Располагая изрядным количеством штыков, такое проделать нетрудно.

Затея провалилась – Елизавета оправилась, и бегство Апраксина моментально привлекло внимание, его тут же сцапали. Он никого не выдал и успел уничтожить компрометирующую переписку, а Екатерина, изображая оскорбленную невинность, оправдалась. Улик не было, и Елизавета, с годами утратившая былую хватку, отступилась. Апраксин с перепугу скончался, Екатерина притихла, как мышка. Документы, проливающие свет на эту историю, были обнаружены и опубликованы только в начале XX века, и стало ясно: был заговор, был!

И, наконец, последний при Елизавете заговор – точнее говоря, не заговор, а лишь попытка, и, мало того, задуманный не против Елизаветы, наоборот, родившийся в умах наиболее близких к ней людей…

Незадолго до кончины Елизаветы Иван Иванович Шувалов обратился к Никите Ивановичу Панину, влиятельному вельможе и государственному деятелю, близкому к супруге наследника Екатерине. И конфиденциально сообщил, что «между некоторыми персонами» сложился некий план действий, идущий решительно вразрез с волей Елизаветы, назначившей своим наследником именно Петра Федоровича. По Шувалову, эти «некоторые персоны» разработали сразу два варианта событий, которые должны привести к лишению Петра трона. По первому, следует выслать из России навсегда и Петра, и Екатерину, провозгласив наследником шестилетнего Павла Петровича. По второму, выслать собираются одного Петра, а Екатерину оставить.

Панин немедленно сообщил об этих замыслах Екатерине. Она решительно отказалась в этом участвовать. И это нетрудно понять: даже при втором варианте ей самой все равно не пришлось бы царствовать…

Заговор, получив афронт, как-то незаметно увял сам по себе и «некоторые персоны» во главе с Шуваловым, по воспоминаниям Панина, «оборотя все мысли свои к собственной безопасности, стали дворовыми вымыслами и происками стараться входить в милость к Петру III, в коем отчасти и преуспели». Судя по всему, «персонам» опять-таки не хватило решимости, чтобы разрабатывать более жесткие планы.

И, наконец, не все сановники были против Петра. Иные лелеяли другие планы. Датский дипломат Шумахер, с которым мы еще встретимся, оставил любопытное сообщение: «От меня не укрылись симпатии генерал-фельдцехмейстера (начальник всей русской артиллерии – А.Б.) Петра Шувалова к этому государю. Я достаточно уверенно осмеливаюсь утверждать, что корпус в 30 000 человек, сформированный этим графом, названный его именем и подчинявшийся только его приказам (правда, почти уничтоженный в ходе последней войны, и в особенности в кровавой битве при Цорндорфе), был предназначен главным образом для того, чтобы обеспечить передачу российского трона великому князю Петру Федоровичу в случае, если кому-либо вздумается этому воспрепятствовать. Не удивительно, что позже, стоило только Великому князю вступить на престол, он буквально в тот же момент назначил упомянутого графа генерал-фельдмаршалом. Когда же тот, спустя 14 дней, умер, император приказал предать его земле со всеми мыслимыми воинскими почестями и с исключительной торжественностью».

Вскоре Елизавета умерла, кончилось долголетнее «бабье царство», и на престол законнейшим образом вступил Петр III Федорович, сын герцога Карла-Фридриха Голштейн-Готторпского и цесаревны Анны Петровны, родной внук Петра Великого.

Смерть идеалиста

Слишком все очевидно?

Когда заходит речь о Петре III, моментально сталкиваешься с удивительной вещью, какая встречается редко: в трогательном единомыслии сливаются те, кто обычно согласия достигнуть не способен ни в чем… Вот, скажем, числящийся среди либералов и демократов питерский историк Е. Анисимов и один из самых упрямых «национал-патриотов» москвич М. Лобанов поносят императора чуть ли не одинаковыми словами. «Недалекий», – рубит сплеча питерец. «Холуй Пруссии, враждебный всему русскому, – подхватывает москвич. – Слишком все очевидно».

Увы, недолгое царствование Петра III настолько оболгано и измазано черной краской, а его незаурядные реформы замолчаны либо приписаны другим, что чуть ли не двести лет наука вместо объективного подхода пробавляется главным образом сплетнями и анекдотами, а следом, задрав штаны, спешит и литература.