Блеск и нищета куртизанок

– Желудок совершенно переполнен, – сказал врач, – но так, без химического анализа его содержимого, я не вижу никаких следов яда.

– Если признаки кровоизлияния в мозг имеются, то, принимая во внимание возраст, это уже достаточная причина для смерти, – сказал Деплен, указывая на чрезмерное количество пищи.

– Он ужинал дома? – спросил Бьяншон.

– Нет, – ответил Корантен. – Он прибежал с Бульваров и нашел изнасилованной свою дочь.

– Вот истинный яд, если он любил ее, – сказал Бьяншон.

– Но все-таки, какой же яд мог бы оказать подобное действие? – спросил Корантен, упорствуя в своей мысли.

– Существует только один, – сказал Деплен после внимательного осмотра. – Этот яд добывается на Явском архипелаге из ореха чилибухи, относящейся к мало изученной разновидности strychnos; им отравляют чрезвычайно опасное оружие… малайский крис… Так по крайней мере говорят…

Пришел полицейский пристав. Корантен высказал ему свои подозрения, попросил его составить протокол, указав, в каком доме и с какими людьми ужинал Перад; он также сообщил ему о заговоре, направленном против жизни Перада, и о причине болезни Лидии. Потом Корантен пошел в комнаты бедной девушки, где Деплен и Бьяншон осматривали больную, но встретился с ними уже в дверях.

– Ну что, господа? – спросил Корантен.

– Поместите эту девушку в дом умалишенных; если в случае беременности рассудок не вернется к ней после родов, она окончит свои дни тихим помешательством. Исцелить ее может только одно средство: чувство материнства, если оно в ней проснется…

Корантен дал по сорок франков золотом каждому врачу и обернулся к приставу, потянувшему его за рукав.

– Врач уверяет, что смерть естественная, – сказал чиновник, – я не могу составить протокол, тем более что дело касается папаши Канкоэля; он вмешивался во многие дела, и как знать, на кого мы нападем… Эти люди частенько умирают по приказу…

– Я – Корантен, – сказал Корантен на ухо полицейскому приставу.

Тот не мог скрыть свое удивление.

– Итак, составьте докладную записку, – продолжал Корантен, – позже она нам очень пригодится, но только пошлите ее в качестве секретной справки. Отравления нельзя доказать, и я знаю, что следствие было бы прекращено сразу… Но рано или поздно я найду виновных, я их выслежу и схвачу на месте преступления.

Полицейский пристав поклонился Корантену и вышел.

– Сударь, – сказала Катт, – девочка все поет и танцует. Как мне быть?

– А что на нее так повлияло?

– Она узнала, что умер ее отец…

– Посадите ее в фиакр и отвезите прямо в Шарантон; я напишу несколько строк главному начальнику королевской полиции, чтобы она была прилично помещена. Дочь в Шарантоне, отец в общей могиле! – сказал Корантен. – Контансон, ступай закажи похоронные дроги. Теперь мы с вами один на один, дон Карлос Эррера…

– Карлос! – воскликнул Контансон. – Да ведь он в Испании.

– Он в Париже! – твердо сказал Корантен. – От всего этого веет духом эпохи Филиппа Второго испанского, но у меня найдутся капканы для всех, даже для королей.

Пять дней спустя после исчезновения набоба г-жа дю Валь-Нобль сидела в девять часов утра у изголовья кровати Эстер и плакала, ибо она чувствовала, что ступила на наклонную плоскость нищеты.

– Будь у меня хотя бы сто луидоров ренты! Тогда, моя дорогая, можно было бы уехать в какой-нибудь маленький городок и там найти случай выйти замуж…

– Я могу тебе их достать, – сказала Эстер.

– Но как? – вскричала г-жа дю Валь-Нобль.

– О, совсем просто! Слушай. Ты будто бы захочешь покончить с собой: сыграй хорошенько эту комедию! Пошлешь за Азией и предложишь ей десять тысяч франков за две черные жемчужины из тонкого стекла, наполненные ядом, который убивает в одну секунду; ты мне их принесешь, и я тебе дам пятьдесят тысяч франков…

– Почему ты не попросишь их сама? – сказала г-жа дю Валь-Нобль.

– Азия мне их не продала бы.

– Неужто это для тебя?.. – сказала г-жа дю Валь-Нобль.

– Может быть.

– Для тебя! Да ведь ты живешь среди роскоши, веселья, в собственном доме! И накануне празднества, о котором будут толковать целых десять лет! Ведь Нусингену этот день обойдется тысяч в двадцать франков. Говорят, будто в феврале подадут клубнику, спаржу, виноград… дыни… Одних цветов в комнатах будет на тысячу экю!

– Ну что ты болтаешь! На тысячу экю одних только роз на лестнице.

– Говорят, твой наряд стоит десять тысяч франков?

– Да, у меня платье из брюссельских кружев, и Дельфина, его жена, в бешенстве. Но мне хотелось быть одетой как невеста.

– А где эти десять тысяч франков? – спросила г-жа дю Валь-Нобль.

– Это все мои карманные деньги, – сказала Эстер, улыбнувшись. – Открой туалетный столик, деньги под бумагой для папильоток…

– Кто говорит о самоубийстве, тот не кончит с собой, – сказала г-жа дю Валь-Нобль. – Ну а если яд нужен для того, чтобы совершить…

– Преступление, хочешь ты сказать? – докончила Эстер мысль своей нерешительной подруги. – Можешь быть спокойной, – продолжала Эстер, – я никого не хочу убивать. У меня была подруга, очень счастливая женщина, она умерла, я последую за ней… вот и все…

– Ну и глупа ж ты!..