Блеск и нищета куртизанок

– Он самый! Канальи продали меня, потому что я знаю их тайник, а они моего не знают…

– Э! Да это мне на руку, ангел мой! – сказал Жак Коллен.

– Как это так?

– Да ты погляди, – отвечал даб, – как выгодно человеку довериться мне безоговорочно! Ведь теперь твоя месть – козырь в моей игре! Я не спрашиваю тебя, где твой тайник. Ты скажешь мне о нем в последнюю минуту; но сейчас скажи мне все, что касается Рюфара и Годе.

– Ты был нашим дабом, ты им навсегда и останешься! У меня не будет тайн от тебя, – отвечал Чистюлька. – Мое золото в погребе у Гоноры.

– А не продаст тебя твоя маруха?

– Дудки! Она и знать не знает о моем рукоделии! – продолжал Чистюлька. – Я напоил Гонору, хотя эта женщина и на духу у кармана ничего не вызвонит (и на допросе у полицейского комиссара не проболтается). Только уж очень много золота!

– Да, тут может скиснуть самая чистая совесть! – заметил Жак Коллен.

– Стало быть, зенькипялить на меня было некому… Вся живность спала в курятнике. Золото на три фута под землей, за бутылями с вином. А сверху я насыпал щебня и известки.

– Ладно! – сказал Жак Коллен. – А другие тайники?

– Рюфар пристроил свой сламу Гоноры, в комнате бедняжки… Она у него в руках, – боится, чтобы ее не обвинили как сообщницу в укрывательстве краденого и чтобы не пришлось ей кончить дни в Сен-Лазаре.

– Ах, ракалья! Вот как фараоново племя(полиция) заканчивает воспитание воров! – сказал Коллен.

– Годе стащил свой сламк сестре, прачке, честной девушке. А девчонка и не подозревает, что может заработать пять лет голодной! Парень поднял половицы, положил их обратно и задал винта!

– Знаешь, на что ты мне нужен? – сказал тогда Жак Коллен, вперив в Чистюльку свой властный взгляд.

– На что?

– Чтобы ты взял на себя дело Мадлены…

Чистюлька отпрянул было назад, но под пристальным взглядом даба тут же снова принял позу, выражающую покорность.

– Э-ге! Ты уже отлыниваешь! Путаешь мне карты! Да ты пойми, четыре убийства или три, не все ли равно?

– Может и так…

– Клянусь мегомВеликого братства, нет у тебя сиропа в вермишелях(крови в жилах). А я-то думал тебя спасти!..

– А как?

–  Малява! Обещай вернуть золото семье, вот ты и в расчете! И закатишься на лужокпожизненно. Я ни гроша не дал бы за твою сорбонну, будь у них деньги в кармане, но сейчас ты стоишь семьсот тысяч, дурень!

–  Даб! Даб!– вскричал Чистюлька на верху блаженства.

– И кроме того, – продолжал Жак Коллен, – мы свалим убийство на Рюфара… Тут-то Биби-Люпену конец… Он у меня в руках!

Чистюлька остолбенел, пораженный этой мыслью, глаза его расширились, он стоял точно изваяние. После трех месяцев тюрьмы и долгих совещаний с дружками, которым он не назвал своих сообщников, готовясь предстать перед судом присяжных и осознав содеянные им преступления, он впал в крайнее отчаяние, потеряв всякую надежду, так как подобный план не пришел никому в голову из его погоревшихсоветчиков. Поэтому, увидев проблеск такой надежды, он просто поглупел от счастья.

– Неужто Рюфар и Годе успели вспрыснуть свой слам (добычу)? – спросил Жак Коллен.

– Разве они осмелятся? – отвечал Чистюлька. – Канальи ждут, когда меня скосят. Так приказала сказать мне моя марухачерез Паука, когда та приходила на свиданье с Паучихой.

– Ладно! Мы приберем к рукам их сламв двадцать четыре часа! – вскричал Жак Коллен. – Канальи уже не оправятся, как, например, ты! Тебя обелят начисто, а молодчики выкрасятся в крови! Дельце твое я оборудую так, что ты выйдешь из него чистым, как младенец. А они окажутся кругом виноватыми. Я пущу твои деньги на то, чтобы установить твою невиновность в других делах. Ну, а раз ты попадешь на лужок, – ведь тебя этого не миновать, – ты оттуда постараешься сбежать… Дрянцо жизнь, но как-никак жизнь!

Глаза Чистюльки сияли от восторга.

– Эх, старина, на семьсот тысяч франков не одну судейскую шляпу купишь! – говорил Жак Коллен, обольщая надеждой каторжника.

–  Даб! Даб!

– Я поражу министра юстиции… О-о! Рюфар у меня попляшет! Я разгромлю фараоново племя. Биби-Люпен испекся.

– Ладно! Решено! – вскричал Чистюлька со свирепой радостью. – Приказывай, я повинуюсь.

И он сжал Жака Коллена в объятиях, не скрывая радостных слез, настолько он поверил в возможность спасти свою голову.

– Но это еще не все, – сказал Жак Коллен. – Аистпереваривает с трудом, а ведь новый гусь – новый пух(новые улики). Надобно крепко засыпать маруху.

– Как это? С какой стати? – спросил убийца.

– Помоги мне, увидишь!.. – отвечал Обмани-Смерть.

Жак Коллен в кратких словах раскрыл Чистюльке тайну преступления, совершенного в Нантере, и дал ему понять, что необходимо найти женщину, которая согласилась бы принять на себя роль Джинеты. Потом он отправился к Паучихе вместе с Чистюлькой, который теперь совсем повеселел.

– Я знаю, как ты любишь Паука… – сказал Жак Коллен Паучихе.

Взгляд, брошенный Паучихой, был целой поэмой ужаса.

– Что она станет делать, покуда ты будешь на лужке?