В 1982 году
Дибров окончил РГУ и в парусиновых штанах, пошитых из желтого техкоттона, каким на вертолетном заводе в Ростове покрывают вертолеты, приехал покорять Москву. Прописки долгое время получить не удавалось, поэтому он вынужден был жить на «птичьих» правах: ночевал на вокзалах, затем получил место в одном из рабочих общежитий в Домодедове.Вспоминает Д. Дибров: «Помню, зек один с нами на этаже жил – весь искореженный мордовскими морозами, большую часть жизни он просидел в тюрьме; вахтером, кстати, в этом домодедовском общежитии был отставной офицер милиции, который всю жизнь ловил и сажал этого зека. И была у зека самая аккуратная комната, самые чистые кастрюли; и он не пил – только чифирил. И любил он почему-то лишь меня – только мне давал сковородки. Единственное, чем он был плох, – каждый раз по пути с завода после получки он скупал в универмаге все пластинки отечественной эстрады. После чего ставил радиолу на полную мощность, выходил на лестничную клетку и танцевал. «Держи меня!» – вопила Пугачева, и он дотанцовывал все те годы, которые ему не удались, а я пытался сосредоточиться, чтобы дописать заметки в номер…»
Речь идет о заметках, которые Дибров публиковал сначала в одной из подмосковных газет, а затем – в газете «Московский комсомолец», куда ему удалось на короткое время устроиться корреспондентом благодаря помощи Льва Новоженова. Кроме этого, он выступал в качестве банджиста в популярной тогда фолк-группе «Кукуруза». Попал он туда случайно, после того как в 82-м
забрали в армию известного кантри-музыканта Андрея Шепелева (он, кстати, учил играть на банджо и Диброва, который до этого несколько лет учился в музыкальной школе по классу фортепиано, на остальных музыкальных инструментах – от аккордеона до пианино – Дмитрия научил играть его отец). В составе «Кукурузы» Дибров выступал в концертах с участием Майи Кристалинской в концертном зале «София», а также в передаче «Говорим по-английски», которая шла по четвертой (учебной) программе ЦТ. Кстати, это было не первое появление Диброва на голубом экране. Впервые он оказался в «ящике» в начале 82-го, когда, будучи студентом РГУ, участвовал в съемках передачи «Веселые ребята». В выпуске, посвященном проблемам семьи, он мелькал несколько раз в кадре и даже сказал пару фраз.Примерно в это же время Дибров первый раз женился. В те годы ходили слухи, что его женой стала дочь Юрия Визбора, что для Диброва это был брак по расчету (прописка-то столичная нужна). Однако ничего общего с действительностью эти слухи не имели. Дибров хотя и знал дочь Визбора, однако это знакомство иначе чем шапочным не назовешь (он видел ее раза два в общих компаниях). На самом деле его первой женой была вполне обыкновенная девушка – дочь инженера и почтальона. Однако по словам самого Диброва: «Если бы не первая женитьба, возможно, вся моя жизнь сложилась бы по-другому; но мне нужно было содержать семью, и я не смог реализовать свою давнишнюю, жившую с детства мечту – работать в «Комсомольской правде». А ведь я сотрудничал с «Комсомолкой», публиковал в ней подвалы, но этим было не прожить…»
В 1984 году
Дибров устроился работать в ТАСС, что для любого человека, тем более провинциала, было верхом счастья. Там он вскоре вступил в ряды КПСС, а чуть позже был удостоен медали «За трудовое отличие». Однако мечтой любого тассовца было попасть за границу, но Диброва туда почему-то не пускали. По его словам: «Предложение ехать собкором за границу выгрызалось зубами из вымени ЦК КПСС. За границу ехали люди, имеющие хотя бы отдаленную связь с членами Политбюро. Там была своя система, по которой отбирались лучшие и не лучшие, но потихонечку сотрудничавшие с органами госбезопасности. Нужно было пройти все круги подготовки союзного корреспондента: определенную языковую, творческую, политическую, черт еще знает какую подготовку, и только через несколько лет можно было рассчитывать, что ты вдруг попадешь в круг избранных. Некоторые из моих коллег – тассовцы – сейчас собкоры. Один в Мексике, второй в Корее. Но меня бес попутал…Я ходил на работу в ТАСС к 9 утра, а возвращался домой в 6. Я жил в пятиэтажке. Я жил нормальной семейной жизнью. Если не считать каких-нибудь загулов с дружками – но только с дружками. Меня приняли в партию, потому что коммунистам нужны были молодые журналисты. Меня готовили к зарубежным поездкам. Все хорошо. И можно было жить так всю-у-у жизнь. И я иногда шел и думал: «А зачем я учился играть на банджо, зачем нужны были «Битлз», зачем я рисовал? Кому это-то было нужно, если все, что нужно сейчас, – вовремя успеть к летучке и не напортачить в заметке «Громыко на аэродроме встречали…». И вот тут надо мной разразился роман. И эта женщина сказала: «Занимаясь кузнечеством, мало-помалу становишься кузнецом». Она считала, что из меня мог бы выйти отличный фельетонист, но кому это в ТАСС было нужно? Какое там легкое дыхание при письме! Только «Громыко на аэродроме встречали…».