Блеск и нищета шпионажа

— Начнем с того, — сказал шеф, упершись локтями в стол, сплетя пальцы и водрузив на них свою лысую голову, — что о деле Оливера Уэста знают лишь трое: вы, я и Михаил Николаевич. И конечно, сам председатель, которому я доложил дело и получил санкцию на миллион долларов после передачи остального списка. Так что, если с Уэстом все пойдет нормально, кличку ему дадим Маша. Это неординарно и потому хорошо, а если что-нибудь стрясется, то расстреливать придется либо вас, либо Михаила Николаевича, либо меня. — Тут он улыбнулся, ибо сама мысль о том, что он может допустить утечку, казалась ему до невероятности смешной, впрочем, от этой шуточки и его немигающего взгляда у Руслановского странно похолодело чуть ниже живота. Далее договорились о системе связи: никакой переписки по этому делу, только доклады лично, с глазу на глаз, причем не в штаб-квартире разведки, а на этой консквартире. Но как объяснить коллективу в Вашингтоне и, главное, Карцеву частые выезды в Москву? Шеф предложил придумать болезнь кого-нибудь из родственников. Матери? Но она умерла. И вообще из родственников оставалась лишь сестра, которая была до безобразия здорова. Хорошо, можно придумать, что она занедужила, настаивал шеф, раздражаясь на глазах. Руслановского такой поворот не устраивал, однако скрещивать меч с Катковым из-за такого пустяка он не решился, и легенда была принята.

— Пункт номер два, — продолжал шеф железным голосом, — для введения в заблуждение Карцева в резидентуре начинается активная разработка военного атташе и дочки посла.

— Какова линия в отношении Карцева?

— Это самый сложный вопрос. Маша не случайно назвала первым Карцева — этим она обезопасила себя. Но мы должны собрать на него улики, ибо без них дело не примет военный трибунал. Хотя… это не самое главное. В любом случае предателя опасно сразу убирать, американцы могут догадаться, что его выдал кто-то из своих. В ваших отношениях внешне ничего не должно меняться, поняли? У вас есть вопросы?

Вопросов не последовало, все встали, и начальство торжественно пожало руку резиденту, провожая его в решающую боевую схватку. Когда Руслановский удалился, Катков залез в резной буфет (отсек с холодильником), извлек оттуда бутылку «Столичной», нарезанную селедку, залитую подсолнечным маслом и посыпанную ломтиками лука, и блюдо с солеными огурцами — об этой слабости шефа никто из подчиненных и подумать не мог, но налицо был русский дух, и пахло Русью.

— Тяжелое дело, Миша, — он налил по полному стакану, они чокнулись и залпом выпили. — Как бы не погореть!

Кусиков, пришедший совсем недавно в органы из административного отдела ЦК, больше пекся о народных деньгах; заломленный Машей миллион казался ему баснословной суммой, уж на эти денежки можно было бы построить несколько детских садов! К тому же Кусиков не исключал игры американцев, возможно, с целью разворошить всю советскую разведку и натравить всех друг на друга. В конце концов, ЦРУ могло и специально подделать собственные документы. Если КГБ на них и не клюнет, всегда можно задержать и выдворить Руслановского, поднять шумиху в прессе о набившем оскомину советском шпионаже, которого на самом деле и не существует. Бутылку легко допили, часы показывали два часа ночи, Москва спала спокойно, сознавая, что от врага изнутри и извне ее охраняют органы государственной безопасности. Машины развезли руководителей по местам проживания, Катков усиленно освежал рот жвачкой, но дома все равно досталось: какая жена поверит мужу, пусть он хоть президент, приезжающему домой в поддатни почти под утро?