Переговорив по телефону со следователем прокуратуры и получив разрешение на встречу с арестованным Киселевым, он прошел в следственную комнату и стал ждать, когда приведут Геннадия.
Прошло несколько минут, и в коридоре изолятора временного заключения послышались негромкие шаги, затем металлическая дверь со стуком открылась. На пороге показался человек с осунувшимся и, как показалось Петрову, абсолютно безразличным лицом. Под глазами появились мешки, взгляд был отрешенный, полный печали и страха.
Дождавшись, когда конвоир закроет за собой дверь, Владимир Сергеевич подошел к Геннадию и обнял его за плечи.
– Понимаю, что тяжело, а вдвойне тяжело, когда ты невиновен, – обратился он к Киселеву. – Тебе необходимо держаться.
Молча кивнув головой в знак согласия, Геннадий сказал:
– Пока есть силы, держусь. Но сколько это продлится, не знаю, – он тяжело вздохнул. – Могу и сорваться.
– Плохо! – воскликнул Петров. – Ты меня извини, Гена, но хочу тебе напомнить, что раньше ты никогда не терял чувства юмора и силу духа, ни при каких обстоятельствах. А вот сейчас раскис.
Он пригласил Геннадия присесть на стул.
– Поверь мне, тебе осталось находиться в камере совсем немного.
На лице Киселева промелькнула благодарная улыбка.
– Спасибо тебе за поддержку, Владимир. Постараюсь держаться.
– Хочу тебя обрадовать, – Петров посмотрел на товарища. – Ни я, ни самый знаменитый по области судебный эксперт не верим в то, что ты убил Скрябина. И это, могу сказать тебе, Гена, большого стоит.
Владимир Сергеевич провел рукой по его ладони.
– Поэтому держи нос кверху, а хвост трубой. Обещаю, все будет отлично.
У Киселева заблестели глаза.
– И то верно, капитан, действительно, нет причин хандрить, когда у тебя такой друг, – Геннадий приподнял голову. – Спасибо за моральную поддержку. Постараюсь быть таким, каким был всю свою жизнь.
Он вздохнул.
– Хотя, если уж по правде, очень трудно.
Владимир Сергеевич понимал, что Геннадий не шутит. Немного помолчав, Петров продолжил:
– Знаешь, Гена, хотел бы у тебя поинтересоваться. Ты еще что-нибудь вспомнил?
– О чем?
– О том, что произошло в день убийства Скрябина Павла Егоровича.
Петров посмотрел Киселеву в глаза.
– Я имею в виду, о чем вы с ним разговаривали до его смерти. Вспоминай, это необходимо.
Встав со стула, Киселев отошел от стола. Сделав несколько небольших шагов по комнате, он задумался. Пролетело несколько минут. Подняв голову, он посмотрел на Петрова, затем вернулся к столу, но сесть отказался.
– Ты прав, Владимир, действительно припоминаю несколько слов Павла Егоровича, – Геннадий сделал паузу. – В последнюю минуту перед смертью тот поведал один интересный эпизод.
Сжав губы, он вдруг замолчал.
– Не тяни, Геннадий. У нас нет времени, – потребовал Владимир Сергеевич.
– Я тебя понимаю, – после небольшого молчания заговорил Киселев. – А вспомнил Скрябин вот что: когда он работал в прокуратуре, к нему в кабинет зашел мужчина, кажется, Валентин Юрьевич Владимиров, и потребовал, чтобы Скрябин разъяснил ему ситуацию о смерти его родных…
Геннадий замолчал.
Не сдержавшись, Владимир Сергеевич стал его тормошить:
– Ну продолжай, я тебя внимательно слушаю.
– Так вот, – облизав губы, Киселев продолжил: – В тот момент Павел Егорович хотел возбудить уголовное дело по факту дорожно-транспортного происшествия, в котором погибли два человека – женщина и ребенок, глава семейства, тот самый Валентин Юрьевич, остался жив и попал с переломами в больницу. Однако, Скрябину что-то помешало, и он не стал возбуждать дела…
– Ну хорошо, – сказал Петров, – давай это пока оставим, – предложил он. – Расскажи, что произошло у Павла Егоровича в служебном кабинете?
– Понял. Скрябин был немало удивлен тем, что пришедший к нему потерпевший не стал орать, закатывать истерик, хотя Скрябин, как он мне сказал, отнесся к Владимирову не особенно вежливо.
– И как же это понять? – поинтересовался Петров.
– Он, Павел Егорович, бросал в адрес Владимирова оскорбительные слова и пытался того в грубой форме выгнать из кабинета. Однако тот не обиделся и даже не стал угрожать, как это частенько бывает.
– Дальше!
– Выслушивая оскорбления в свой адрес, потерпевший крутил в руке четки, перебирал бусинки, выполненные из черного плексигласа, при этом он был абсолютно спокоен.
Он сделал паузу.
– Но, что интересно, как рассказал мне покойный Павел Егорович, при каждом произносимом Скрябиным оскорблении у Владимирова глаза загорались зеленым светом.
– Вот это уже ближе к делу, – проговорил Владимир Сергеевич.
– Увидев это, Павел Егорович сильно испугался, боясь, что, находясь в нервном напряжении, Владимиров набросится на него. Однако тот вел себя спокойно. И вот еще…
– Я слушаю…
– Потерпевший поднялся и уже собрался было уходить, как вдруг что-то вспомнил и потребовал ознакомить его с протоколом и схемой места происшествия. Изучив бумаги, Владимиров ничего не говоря тут же покинул кабинет Скрябина.
– Все? – поинтересовался Владимир Сергеевич.