- Не будет мне страшно. Ты успел многое позабыть обо мне, Билл, в том числе и то, что дешевые угрозы меня не пугают. Плевать я хотел на твои связи, мне уже нечего терять. Я тр*хну твоего Тома, и будь уверен, после того как я его обработаю, он забудет, как тебя звать. О, это будет лучшая награда – видеть как Билл Каулитц наступит дважды на одни и те же грабли, и вновь его бедное сердечко будет разбито! – Анхель гадко рассмеялся, не отводя наглого взгляда от перекошенного от ярости лица Билла.
Мне казалось, что мое лицо перекосило так же, набатом в ушах звучали жестокие слова Анхеля. Я сжал кулаки, пытаясь сдержать себя и не броситься на Анхеля прямо сейчас. Я был зол. Дико зол. Жутко разъярен. На то, что меня используют, как красную тряпку для быка. И не знаю, кому хотелось отвесить больше – гадюке, которая любила, но молчала или ублюдку Анхелю, на слова которого я с такой легкостью клюнул. Когда я решил было выйти из своего укрытия и показать обоим, что я об этом обо всем думаю, и, желательно, не только словесно, но и физически внушить, что больше так делать не надо, но неожиданно заговорил Билл, заставляя меня вновь затаить дыхание, вслушиваясь в его слова, сквозившие холодной яростью.
- Шутки закончились, Анхель, ты наверно забыл, что я уже не тот малолеток, которого ты жестко на*бал и бросил. Повторяю, тронешь Тома – пожалеешь.
- Трону Тома, приласкаю и оближу. – Не унимался Анхель, и я, признаться, даже испугался за него, потому как лицо Билла не предвещало ему ничего хорошего.
- А потом оближешь свои, оторванные мной собственноручно, гениталии! – Я был поражен выдержке Анхеля, который имел силы смотреть в глаза гадюке, потому как я бы точно уже издох от дистиллированной ненависти, сквозящей в его взгляде.
- Силенок не хватит! – С нескрываемой иронией огрызнулся Анхель.
Я усмехнулся, зная, что как раз силенок-то моей гадюке точно не занимать, и не успел я додумать эту мысль, как услышал болезненный стон Анхеля и увидел, как он медленно оседает на пол, держась за живот.
- Запомни, Том – это мое, – зловеще зашептал Билл, наклоняясь к скрючившемуся в болевых спазмах Анхелю. – А свое я трогать не позволю никому, уже тем более такому ублюдку, как ты. Я надеюсь, мы поняли друг друга. – И распрямившись, собрался было уйти, но, что-то вспомнив, притормозил и, повернувшись с наиязвительнейшей улыбочкой добавил, – А кстати, все забывал тебе сказать, на тот проект им требовалось два фотографа... Но так как ты меня тогда отшил, сказав, что не желаешь ни знать, ни видеть, я подумал, что тебе было бы неприятно работать со мной, – И, усмехнувшись, направился дальше по коридору, завлекающе виляя бедрами. Анхель вытаращил глаза, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная из воды. Казалось, что у него сейчас случится приступ.
Я прижался всем телом к стене, меня ощутимо потряхивало от всего этого, а в воздухе явственно витал запах паленого, словно эти двое высекали искры. Мне необходимо было подумать, слишком много информации для одного дня, нужно многое понять. Облизав пересохшие губы, я все же решил найти Андре и поделиться с ним полученными сведениями.
- Ты ничего не перепутал? Боже мой, не верю своим ушам – Билла Каулитца кто-то сумел прокатить! – Андреас захлопал в ладоши, полоумно улыбаясь при этом. – Вот оно – отмщение за все им покоцанные души!
- Придурок, это случилось раньше, чем он успел покоцать кого бы то ни было! – Раздосадовано крикнул я, уже жалея, что выбрал в советчики этого клоуна. После случившегося в институте, я, немного придя в себя, сразу же позвонил Андреасу и, наказав ему сидеть дома, быстро помчался к другу. Андре же, как оказалось, испугался того, что что-то случилось, и встретил меня с белым как полотно лицом. Однако физиономия его быстро разрумянилась от довольства, и с каждым сказанным мной словом улыбка расплывалась по ней все шире.
- Я понимаааю, – протянул Андреас. – Я все понимаю, друг мой Томми, но ведь может же и мое уязвленное самолюбие хоть немного поторжествовать?
- А где же твое всепрощение и гуманность? – Съехидничал я, не понимая, чего это он такой довольный. Неужели и вправду радуется, что бросившая его однажды гадюка тоже испытывала боль?
- Трюмпер, тебя пора лечить – твое чувство юмора атрофировалось, и ты перестал понимать шутки! – Андреас обиженно надул губы, очень правдоподобно, надо сказать, изобразив обиду. И если бы не его шкодливо горящие глаза, то вполне можно было бы поверить, что он и вправду обижен.
- Какие уж тут шутки, когда такое дело?! Я в полной растерянности, совершенно не знаю, что мне теперь делать, как себя с ним вести. Да еще урод этот! Так руки и чешутся начистить его мерзкую гейскую рожу! – От одного воспоминания об Анхеле мои глаза наливались кровью, и ярость требовала выхода в простой и понятной физической форме.
- Но-но-но! Я бы попросил без этого! – Тут же взвился Андре. – Не будем забывать, что с недавних пор ты влился в наши стройные ряды!