Блики на портрете

Откуда это белковое родство? Трудно сказать. Факт установлен, но природа его пока не объяснена.

Это «страницы будущей жизни» микробиологии. Их заполнения с нетерпением и надеждой ждут самые далекие от науки люди.

А что, если превращение незрелых клеток в «дипломированных специалистов» иммунитета приведет нас к разгадке секрета «узкой специализации» и других клеток — к решению центральной проблемы биологии? Ведь клетки иммунитета — едва ли не лучшая модель для этого, во всяком случае, наиболее наглядная…

И не есть ли иммунологический контроль, который они осуществляют, — основа развития, восстановления и обновления многих органов и тканей?

Видите, куда привели науку споры почти столетней давности?

Мой Пастер

О Пастере писали много. К его удивительной личности обращались его ученики и последователи, писатели, художники, кинематографисты.

Такое чрезвычайное явление, как гений Пастера, его страсти, его мучения и победы, его самоотреченная, фанатическая приверженность науке — это одна из самых эмоциональных страниц ее истории.

«При изучении наук примеры не менее поучительны, чем правила». Знал ли эти ньютоновские слова Л. Пастер? Но, по свидетельству И. Мечникова, «жизнеописания великих ученых и великих патриотов возбуждали в нем возвышенное настроение».

Не сотвори себе кумира

Эта библейская мудрость часто представляется нам едва ли не самой главной закономерностью любой творческой деятельности. Еще бы: ведь всякое подчинение себя магии бесспорного авторитета ограничивает, сужает собственное мышление.

Но если присмотреться к жизни многих великих наших предшественников и современников, если внимательно вчитаться в строки их книг и писем, нетрудно убедиться: каждый имел перед собой весьма конкретный идеал с его нравственными, духовными принципами.

Самый понятный для нас с вами пример — Пушкин — начало всех начал русской культуры, литературы, духовности. Для скольких поколений русских литераторов он был и остается идеалом!

Но для каждого из них он разный. «…У каждого из нас — свой Пушкин, остающийся одним для всех», — сказал А. Твардовский.

Возьмем четыре ярчайших имени, принадлежащих к одному поколению русской литературы: А. Блок, М. Цветаева, И. Бунин, А. Ахматова. Четыре ничем не схожих творческих лица, объединенных бесконечной любовью к Пушкину. Но как различен этот «мой Пушкин» у каждого из них…

Для Ахматовой это скорее эпоха, чем личность.

Для Блока — стиль жизни. «Пушкин так легко и весело умел нести свое творческое бремя, несмотря на то, что роль поэта — нелегкая и невеселая; она трагическая; Пушкин вел свою роль широким, уверенным и вольным движением, как большой мастер…»

Для Цветаевой — целый мир. «…Я поделила мир на поэта и всех и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта — от всех…»

А для Бунина — родина и творческая религия, слитые воедино. «Каково было вообще его воздействие на нас? Да как же это учесть? Как рассказать? Когда он вошел в меня, когда я узнал и полюбил его? Но когда вошла в меня Россия? Когда я узнал и полюбил ее небо, воздух, солнце, родных, близких?»

Увидеть свое в гении, принадлежащем всему миру, не есть ли это источник творческой энергии? Не есть ли это высший урок для ума к сердца?

Пастер, как и Пушкин, принадлежит всем, всему миру. И уж, во всяком случае, всей современной науке. Пастер, и в этом нет преувеличения, «начало всех начал» современной микробиологии. И как по-разному предстает он в восприятии талантливых своих учеников и последователей. Каков же для каждого из них «мой Пастер»?

Для К. Тимирязева главное — его роль в судьбах всех людей Земли: «Великий ученый еще при жизни своей оказал такое влияние на практические стороны человеческой деятельности, какого, конечно, не оказал еще ни один человек за всю историю цивилизации. В трех самых древних из человеческих искусств (в технологии, земледелии, медицине. — О. Б.) его деятельность вызвала переворот».

И. Мечников, долгие годы работавший в Пастеровском институте в Париже, даже в кратком биографическом очерке выделяет мотивы и страсти, владевшие великим человеком, «характер вспыльчивого и страстного бойца». Мечников описывает события 1868 года: «Целую неделю он находился между жизнью и смертью, но это не помешало ему продиктовать доклад о болезни шелковичных червей, предназначенный для прочтения в Академии наук. Через три месяца после постигшей его болезни Пастер уже сидел в поезде, который вез его снова на юг для продолжения работы о болезнях шелковичных червей».

Мечникову близка страстность натуры Пастера, его яркая эмоциональность. Он неоднократно в своих воспоминаниях выделяет «ненасытную (подчеркнуто мною. — О. Б.) потребность к делу, которой стало его второй натурой», «воодушевление (подчеркнуто мною. — О. Б.) и необыкновенную энергию», которые Пастер стремился передать своим сотрудникам и ученикам. «Он никогда не отравлял скептицизмом, столь свойственным достигшим апогея своей славы ученым, а, наоборот, всегда поддерживал дух и надежду на успех».