— Будут и другие, — пообещал Создатель.
— Не хочу других, — сказал Киссинджер, но в этот же вечер напился и проснулся утром с незнакомой девушкой, которой на вид было не больше двадцати.
Номер в отеле пугал, но еще больше пугала девушка, потому что Киссинджер не сразу понял, где находится, и решил, что его теперь точно накажут за подобную связь. Накажут в его мире, в далеком стерильном будущем. Затем услышал, как в ванной кто-то спускает воду. Дверь открылась. Вышел Создатель в махровом халате нараспашку. Его тело, его земное воплощение было худым и бледным. Он сонно зевнул и лег на кровать с другой стороны от Киссинджера. Девушка, с которой они провели ночь, проснулась, поцеловала в губы сначала Создателя, затем Киссинджера, слезла с кровати и начала одеваться.
Киссинджер растерянно наблюдал за ней. Нагота неспешно скрывалась под одеждой. Не отталкивающая и не желанная нагота. Киссинджер ни о чем не думал — боялся думать. Но мысли были. Они приходили издалека, штурмуя стены онемения пониманием случившегося. Когда стены эти рухнули, Киссинджер вздрогнул. Создатель и девушка обернулись, замерли, уставившись на него.
— Я просто… — растерянно сказал Киссинджер. — Я тут подумал… Мы втроем… В эту ночь… — он уставился на Создателя. — Я и ты… — перевел взгляд на девушку, имени которой не мог вспомнить, а возможно, никогда и не знал. — Мы с ним… Мы с ним тебя… — Киссинджер увидел, как девушка кивнула, и выругался так смачно, что сам испугался, не веря, что смог произнести нечто подобное.
Следующие несколько дней у Сола Киссинджера была депрессия. Создатель купил где-то кожаный кнут и предложил Киссинджеру заняться самоистязанием.
— Почему я должен истязать себя? — спросил Киссинджер.
— Ты тридцать три года занимался самоистязанием. Попробуй, может, это поможет тебе сейчас?
— Нет. Не поможет, — сказал Киссинджер, долго перед этим разглядывая кнут. — Где ты вообще достал эту мерзость? — спросил он.
Создатель указал ему на магазин сексуальных игрушек.
— Причем здесь кнут?
— Кому-то нравится.
— Кому может нравиться подобное?
— Но ведь в твое время кому-то нравились твои пейзажные романы о коралловом рифе.
— Пейзажные романы — дерьмо. Но я не могу понять, как можно заниматься сексом и пороть кого-то кнутом.
— Может быть, тебе понравится заниматься сексом, когда будут пороть тебя?
— Фу!
— Тогда относись к этому как к атрибуту. Многим нравится не боль, а сама идея. Понимаешь?
— Не знаю.
— Ну не спеши. Еще поймешь. У нас впереди долгий путь.
И снова Дайна Коэн. Сол Киссинджер встретил ее на концерте Дженис Джоплин, куда притащил его Создатель. Встретил и не поверил своим глазам. Дайна была под кайфом и долго упрашивала Киссинджера принять экстази. Он отказывался ровно пять минут, затем мир вздрогнул, изменился, заплясал россыпью цветов и иллюзий.
Потом были новые путешествия втроем, много пива, марихуана вместо сигарет и мескалин по субботам. После мескалина к Киссинджеру всегда приходил бог кораллов и угрожал забрать его в свое царство.
— Не хочу становиться кораллом! Только не снова, нет! — кричал Киссинджер, убегая в пустыню.
— Какого черта ты говоришь о кораллах? — спрашивала его после Дайна.
— Он написал три пейзажных романа о кораллах, — хихикал Создатель.
— Что такое пейзажный роман?
— Это когда выходишь на берег и пишешь о том, что видишь. Сол писал о кораллах и о том, что с ними происходит.
— А что с ними может происходить?
— Ничего.
— О чем же тогда книги?
— Ни о чем. — Создатель запрокидывал голову и громко хохотал.
— Ты правда писал всю эту муть? — спрашивала Дайна Киссинджера.
— А еще мне нельзя было читать старые книги и смотреть спортивные передачи.
— Почему?
— Потому что я слишком молод.
— Тебе же тридцать лет.
— Тридцать три.
— Ты меня разыгрываешь.
— Сейчас мне самому начинает казаться, что все это был один безумный розыгрыш.
В эти моменты Создатель переставал хохотать и выл на луну, почему-то считая, что это выглядит весьма забавно.
Ребенок. Ребенок Дайны Коэн и Сола Киссинджера. Он не воспринимал его серьезно, пока сам не взял на руки. Это случилось на автостраде, когда они ехали на один из очередных концертов рок-знаменитости, которые так любили Создатель и Дайна, да и Киссинджер уже начинал любить.
Схватки начались внезапно. Дайна выругалась и велела Киссинджеру сворачивать. Факт родить ребенка на обочине дороги ее не беспокоил, куда больше брани с ее стороны было по поводу того, что она пропустит концерт. Потом был час безумия и криков. В своем мире Киссинджер никогда не видел, как рожают женщины, даже не слышал о том, как это происходит, да если бы и знал, то там все равно все было иначе. Не так, как здесь.
— И не вздумай убежать! — заорала на него Дайна. — Это и твой ребенок. Понимаешь?