Блин комом

«Брюс» хмыкнул, поблагодарил и, допив пиво, пошел в гостиницу ночевать. По вечерним улицам города носились всполошенные люди, с криком и руганью требующие себе доступ куда только можно. Тройки стражи, взявшие в руки обмотанные тряпьем дубинки, растерянно следили за всеобщим помешательством. Последнее усугублялось не менее напористыми действиями вооруженных разумных, явно работающих на местную знать, которые добивались успеха в проникновении куда чаще простых горожан. Стражник Эйнура то и дело видел, как люди открывали двери своих домов и без оглядки на вламывающихся в их дом смертных, и сами пускались на поиски легендарного Ювелира.

Гостиница была ниже среднего, но ее выбрали не просто так. Все в команде, за исключением молчаливой рыжей кошкодевочки и слабоадекватного орка договорились привлекать к себе минимум внимания, потому и заселились в этом ничем не примечательный клоповник на окраине Октябрьска. Медленно идя по коридору в собственный номер, «Брюс» брезгливо поморщился от вида наваленного в торце коридора тряпья. Хозяин что, даже в коридор на ночь кого-то спать пускает? Набить бы ему ли…

Куча тряпья зашевелилась и на стража Проспекта Сезам уставились два больших, выпуклых и печальных глаза с худого и небритого лица, украшенного увесистым носом.

— Таки помогите…?! — умоляюще, но очень тихо прошептала куча.

* * *

Когда дверь не скрипнула, я ничего не понял. Она должна была скрипнуть. Как в сказке. Но не скрипнула. Следующая жрица любви не зашла. Не зашла сразу.

Не зашла через пять минут.

Через десять тоже не зашла.

На моих внутренних часах значился пятый час утра. Все должно было работать. У меня точно все работало! Но никто не заходил.

В голове с тихим, но отчетливым звоном лопнула какая-то нить. Нечто, много лет державшее меня на привязи, заставлявшее переступать через себя, сдерживаться, давить эмоции, поступать по умному. Не было не вспышек ярости, ни давления, ни-че-го. Я просто натянул свои золотые трусы, посмотрел под светом факела в коридоре, как весело бежит кровь по обнаженным для взгляда мышцам и пошел задавать почтенному Октябрьску всего один вопрос.

Что. За. Фигня?

Мир не крутится вокруг меня, я понимаю. Ясно понимаю, пиная с ноги двери предавшего меня борделя. «Экселенца», Зокутта, «Ямато», никакого отношения ко мне и остальным членам экипажа «Феи» не имели. Просто взмах крыла моей любимой птицы обломинго. Очередной. Выхожу на свежий воздух и громко вою на луну. От души.

Потому что это уже не взмах. Это уже какие-то аплодисменты.

Рычу, иду по улицам города, ищу виноватого. Не найду — так назначу. Хватит это терпеть. Окружающие, бестолково и бессмысленно бегающие от дома к дому с какими-то невнятными криками, начинают вести себя более осмысленно и конструктивно — падают в обморок, орут, бегут от меня. Это успокаивает и ободряет, потому что я периодически рычу и вою от избытка чувств и мне необходима правильно реагирующая аудитория. В идеале — еще заставить кого-нибудь кровоточить, чтобы немного отпустили «Эти Дни», но пока не встретился никто достаточно смелый, чтобы на меня напасть.

Встаю у какого-то питейного заведения, внутри явно ощущаю разумных. Мне очень хочется холодного пива, но что-то внутри против того, чтобы я туда заходил. Странная уверенность, что те, кто снаружи — каким-то образом виноваты, что бордель обезлюдел, а те, кто внутри — наоборот, хорошие и правильные люди, которых пугать не нужно. Стою, пытаюсь понять, что важнее — пиво или хорошие люди?

Двери кабака распахиваются и из него выходит рослая девушка атлетичного вида в потрепанном кожаном наряде охотника. Она сильно навеселе и воинственно, но аккуратно размахивает двумя кружками, украшенными пенными шапками.

— Уродины! Халявщицы! Не мужика вы ищете! Просто жить и нихрена не делать хотите! Тьфу! — сплевывает она. Голос у девушки странно знакомый — сильный, хрипловатый. Она делает несколько глотков и обличающе продолжает, — На чужом перце разок попрыгать… и все! Тьфу на вас еще раз!

Девушка прикладывается к кружке с явным намерением осушить ее целиком. Невольно облизываюсь. В неверном свете фонаря мелькает женский локоть зеленого цвета. Прищуриваюсь. Она?

— Ни мужиков нормальных… ни баб! Одни халявщики кругом! Бессы… одно название! Девяносто лет в страже сидеть… ик! … подумать только. А эти… курицы… ик! …Ювелира им! Шлюхи! Не поймаете вы его!

— Заинька, — заурчал я, быстро приближаясь к орчанке сзади и хищно следя за приключениями плавно мотающейся в воздухе кружки, — Сколько лет, сколько зим…

Мы с ней виделись как-то раз глубоко зимой, где охотница от скуки терроризировала смертных мужиков в лесной деревне. Те и попросили меня немного припугнуть хулиганку… получилось очень хорошо. Легкое домогательство и орчанка скрылась из деревни, в чем была. Вот и свиделись снова. Вроде Пан широк и обилен, а встречаешься со знакомыми постоянно. Может, потому что беспокойные души часто бывают в беспокойных местах?