Под потолком чуть прояснилось, видать, на дворе уже рассвело, и он, с натугой преодолевая слабость, поднялся, сел на нары. Да, и вправду, видно, он сегодня не ходок, нынче он мог только лежать. Снова налетел кашель, бил и бил, он попробовал откашляться, да напрасно. В груди играли гармошки, темнело в глазах. Как бы не потерять сознание.
Только он начал надевать мокрые гамаши, как где-то совсем рядом, показалось, за углом, грохнул винтовочный выстрел и тут же издали резко визгнула собака. Демидович вздрогнул и только надел левую гамашу, как в сенях хлопнула дверь, и он подумал, что это Серафимка. Но несколько шагов там, в сенях, дали понять, что не Серафимка — ступали тяжело, твердо, рванулась дверь.
Он с одной гамашей в руках выглянул из запечья, и в глазах его потемнело. Через порог переступил и остановился рослый белобрысый детина в расстегнутой военной телогрейке, с винтовкой в руках. Из-за его плеча выглядывал второй — с мелковатым чернявым лицом, в военной, с черным околышем, фуражке на взлохмаченной голове. Демидович догадался, что, видно, это местные полицаи, и почувствовал, как нехорошо заколотилось его сердце.
— О, и хозяин завелся, — вместо приветствия бодро сказал первый. — Или, может, гость? День добрый!
— Добрый… день, — неуверенно ответил Демидович, дрожащими руками силясь насунуть на ногу сырую грязноватую гамашу. В голове закружилось, и, чтобы не упасть, он опустился на скамью.
— Местный или приезжий будешь? — с деланным спокойствием спросил передний. Они оба уже вошли в тесную хату и встали у порога.
— Да вот, как видите, случаем, — неуверенно выдавил из себя Демидович, с натугой натягивая гамашу. — К тетке…
— К тетке?
— Ага, к Серафиме, — решил до конца врать Демидович. Было видно, что это местные, иначе ответить он не мог.
— Значит, Серафима — тетка? — допытывался полицай. — И где же она, эта тетка?
Тяжело тупая по доскам пола большими грязными сапогами, он подошел к грубке, заглянул в запечье.
— Да куда-то вышла, — тихо сказал Демидович.
— Так-так. С какой целью — к тетке? — вдруг спросил полицай, остановившись напротив него. — Надолго?
— Да так, навестить, — сказал Демидович.
— Командир? Окруженец?
Они уже оба придирчиво осматривали его истощенную, в пиджаке, фигуру. Затем тот, чернявый, тихо заметил:
— Не похоже. Гражданский, видать.
— Да? Гражданский? — вперив в него взгляд, добивался первый. — Откуда? Из района? Из области?
— Да что вы, хлопцы! — сменил сдержанный тон Демидович. — Нельзя, что ль, родственницу навестить? Из Полоцка я.
— Из Полоцка?
— Из Полоцка.
— Смотрю, однако, будто мне твоя физия знакома, — насторожился первый. — Как фамилия?
— А зачем?.. Ну, Максимов.
— Максимов… Нет, все-таки где-то я тебя видел. Вот не припомню, — поедал его взглядом полицай.
Второй тем временем обошел хату, поглядел за стол, в темные углы, за занавеску в запечье.
— В милиции работал?
— Да что вы, хлопцы?
— Но где ж Серафимка? — не утерпел первый и сквозь уцелевшее стекло глянул в окно, затыканное тряпьем.
— Может, корову погнала, — попробовал Демидович отвлечь их внимание на иное.
— Во, у нее уже и корова появилась? — удивился полицай. — А то казанской сиротой прикидывалась…
— Появилась, ага.
— Тогда поглядим на выгоне, — решил первый. — Ну, так мы не прощаемся, племянничек. Еще увидимся, — заверил полицай уже от двери.
Похоже, они имели иную цель своего прихода и наткнулись на него здесь случайно. Значит, нужно было смываться. Только куда?
Оставшись один, он снова почувствовал себя неважно, едва влез в непросохший, сыроватый со вчерашнего плащ, снова сел на скамью. И сидел так, кашляя и слушая, как от натуги звенит в голове. Он предполагал, что те сейчас придут с Серафимкой и возьмут его. Или расстреляют на месте. Предвидь он такое, договорился бы вчера с хозяйкой, что он ее племянник или брат, а то…
К счастью, вскоре во дворе затопали мягкие шажки, и в сени вошла Серафимка. Демидович поднялся навстречу:
— Полицаи были. Тебя ищут.
В глазах Серафимки мелькнула тень страха, и она изменилась в лице.
— Ай, боженька!..
— Спрячь меня куда-нибудь, — заговорил Демидович. — Они снова придут.
— Ай, боженька! — вновь запричитала Серафимка и вдруг подхватилась от порога. — Скоренько, скоренько идите сюда… Я сейчас осмотрюсь.
Она выскочила во двор, пооглядывалась и снова заскочила в сени.
— Идите сюда… За мною, вот огородами до тех кустиков…
Он не спрашивал, куда, теперь ему оставалось только полагаться на Серафимку, в ней было спасение. Шатаясь от изнеможения, он поплелся за нею по тропинке через огород до кустарника, там уже было какое-никакое укрытие, и она подождала его, взяла за руку.
— Вон туда, в лесок, там… Я знаю, куда.
Полицаи, видно, искали ее на выгоне на другом конце сожженного села, а она в это время привела его в редкий мелкий лесок с молодым березняком, здесь уже можно было заслониться от деревни, и она подождала чуток, пока он откашляется.
— Что, плохо вам?
— Плохо, Серафима, — сказал он, тяжело и хрипло дыша. — Я сказал, что ты моя тетка.