Утром пошли на берег купаться, а потом пить чай в столовую. На берегу Батурин смотрел издали на Валю, на ее стройные и сильные ноги, на маленькие трогательные груди. Крупные капли стекали по ее плечам; солнце било в глаза; она жмурилась, как девочка, и торопилась одеться. Прикосновение к ней казалось Батурину кощунством. Он подумал, что надо убивать всех мужчин, глядящих на женщину со слюнявым вожделением. Внезапно эта мысль сузилась, и он сказал, улыбаясь:
- Я убью Пиррисона. Лучше его не встречать.
На рейде плавал в тумане серый пароход. Валя подошла к нему,- море вспыхивало в глубине ее глаз синими зеркалами. Зайчики от воды перебегали по смуглому телу. Какой-то рыжий песик бежал за ней, лаял на волны и откатывался от них мохнатым шаром.
В столовой со свежих букетов падали на скатерть капли воды. Родниковый ветер продувал комнату. Полчаса назад он пролетал над Севастополем, над морем; в нем даже слышался запах водорослей, соли, женских ладоней. Море переливалось, блестя и перекликаясь. Над террасой хлопали полосатые полотнища, а чистильщик сапог сидел на корточках под акацией и ел маслины с хлебом.
Валя взглянула на Батурина, покраснела и поняла, что теперь все решено.
Из столовой она пошла к Ли Вану взять вещи - маленький чемодан. Батурин ждал ее в столовой. Прошло полчаса, час. Рыжий песик приплелся в столовую, сел около Батурина и сокрушенно вздохнул. Батурин дал ему корочку: песик деликатно взял ее зубами и отошел в угол. Глухая тревога, как тошнота, подкатила к горлу. Почему Вали нет?
Батурин решил идти к Ли Вану. В дверях он столкнулся с Лойбой. Лойба вбежал, морщась и улыбаясь. Мопассановские его усы были растрепаны.
- Здравствуйте, коллега! - крикнул он.- Вы здесь? Вы сидите, как философ, и ничего не знаете.
Мимо столовой тяжело пробежал, придерживая кобуру, милиционер в пыльных коричневых сапогах. За ним быстро прошло несколько греков в крахмальных рубахах без воротничков.
"Должно быть, парикмахеры",- подумал Батурин и спросил грубо:
- В чем дело?
- Курву одну убили, вот тут за углом, в прачечном заведении.
- Кого?
- Ну, знаете, девку гулящую.
Батурин стремительно ударил Лойбу кулаком в переносицу. Лойба схватился за стену, издал крысиный писк и упал на стул мягко и тупо.
- Паршивая сволочь! - крикнул он в спину Батурину, размазывая по усам липкую кровь.- Я покажу тебе, как драться, психопат!
Батурин плохо помнил, как попал в прачечную. Он покачнулся, упал, разбил в кровь колено. Запах жавеля и пара протрезвил его. Отчаянье, от которого мутнеет в глазах и можно убить каждого, кто подвернется по дороге, дало ему последнюю нечеловеческую силу. Он только стиснул зубы, когда увидел на полу Валино тело, опухший черный висок и прекрасные, но уже мертвые глаза.
Юбка была разорвана, была видна нога в тугом высоком чулке, рядом валялся чугунный утюг с большой деревянной ручкой.
Милиционер в коричневых сапогах прикрыл труп простыней. Батурин отшатнулся, - в углу простыни были вышиты латинские буквы "G. Р."
Батурин прислонился к стене; голова его стучала об стенку; он стиснул себе подбородок, чтобы унять дрожь.
Милицейский с портфелем допрашивал беременную бабу, жену Ли Вана. Ли Ван скрылся.
- Вы знаете убитую?
- Не, не знаю. Муж говорил, что гулящая.
- Как произошло убийство?
Баба молчала.
- Говори!..- сказал милицейский ледяным и сдавленным голосом.- Говори!
Он сжал портфель.
- Не, я не бачила.
- Кто убил?
- Известно, муж...
- Почему он убил?
- Да очень же просто. Я тяжелая, мне завтра родить. Не могу я с им жить как с мужем. Вы сами знаете, товарищ начальник. Он же без бабы ни одного дня. А тут эта приехала, из Ростова. Где-то ночевала с мужчиной, сегодня пришла за чемоданом за своим. Что промеж них было,- не знаю. Только он, должно, хотел насильство над ей сделать. Она его ножницами ударила в лицо, губу разорвала. А он ее утюгом.
- Значит, вы видели, как произошло убийство?
- Как начался крик, я выбегла в соседнюю комнату, вижу - он весь в крови, хватает утюг. Я схоронилась за печкой, да там и простояла, пока не набежали люди.
- Ну что ж, посидишь. Где вещи убитой?
Баба принесла небольшой фибровый чемодан. Милицейский открыл его. Там было белое платье, чулки, белье, перчатки и несколько листков бумаги, густо исписанных и измятых.
Батурин подошел к милицейскому и сказал:
- Убитая провела последнюю ночь у меня. Я хочу дать показания.
Милицейский отодвинул в сторону чемодан.
- Вас допросить, или вы напишете сами?
- Я напишу.
Милицейский дал Батурину лист бумаги. Батурин сел к столу. Он писал, что убитая вовсе не проститутка, а артистка, и он ее знает с детства.
Милицейский вышел - надо было убрать труп. Батурин незаметно взял из чемодана записки Вали и быстро спрятал их в боковой карман. Потом он окончил показания, оставил адрес и ушел.
Невыносимый полдень горел над степью. Тугие удары крови отзывались в мозгу колющей болью.
"Куда же мне теперь? - растерянно подумал Батурин.- Кому я нужен?"
Сознанье детского, непоправимого одиночества сменилось отчаяньем. Батурин прошел через порт, вышел в степь и побрел берегом. Было знойно и невыразимо пусто.