Блистательная Эллада

этими делами пришел вечер. Людоед возвратился в пещеру. Отвалив камень, он загнал внутрь все стадо, а потом вновь закрыл вход. Далее все пошло как накануне. Подоив коз и овец, людоед убил двух новых матросов, приготовил из них кушанье и насытил им свою утробу. Одиссей дождался, когда он утолит голод, подошел поближе и протянул чашу полную игристого вина.

— Выпей, циклоп, моего вина! — предложил он. — Узнаешь, какой напиток был на моем корабле!

Великан опрокинул чашу в свою пасть. Питье пришлось ему по вкусу, и он попросил еще.

— Налей мне и назови свое имя, — сказал он. — И тогда я тоже почту тебя подарком.

Сын Лаэрта охотно наполнил вторую чашу, а потом, по его требованию, добавил к ней третью. Крепкое вино ударило циклопу в голову, он захмелел и стал клевать носом.

— Хочешь услышать мое имя? — спросил Одиссей. — Изволь: я зовусь Никто. Это имя дали мне в детстве, так зовут меня мои товарищи.

— Знай же, Никто, — со злобной усмешкой промолвил людоед. — Ты будешь последний, кого я съем! Это и есть мой подарок!

Тут он повалился навзничь и заснул глубоким пьяным сном.

Одиссей подозвал друзей и велел им мужаться. «Нам следует быть твердыми и отважными, — сказал он, — и тогда, с божьей помощью, мы обретем свободу!» Достав из-под навоза приготовленный кол, они положили его на костер, раскалили до красна, а потом, дружно обхватив со всех сторон, всадили спящему прямо в глаз! Людоед дико завыл от боли, вырвал дымящийся кол и стал громким криком созывать соседей. На его зов со всех сторон сбежались циклопы. Обступив вход пещеры, они спросили:

— Зачем ты нас созвал, Полифем? Что случилось? Кто-то губит тебя своей силой или обманом?

Ослепленный циклоп отвечал им из пещеры иступленным ревом:

— Никто! Я гибну по своей оплошности! Никто не смог повредить бы мне силой.

Так он жаловался на своего обидчика, называя Одиссея тем именем, которое он сам сообщил до этого. Но циклопы его не поняли и в сердцах закричали:

— Раз никто тебя не обидел, так отчего ты ревешь, словно бешеный? Если ты заболел, то на это воля Зевса, ее не избегнешь! Чем попусту нас будить, лучше позови на помощь своего отца Посейдона! С этими словами они удалились прочь.

Утром слепой великан с тяжкими стенаниями отвалил от входа скалу и сел перед нею. Он не терял еще надежды переловить своих обидчиков и тщательно ощупывал каждую выходившую из пещеры овцу. Чтобы обмануть его Одиссей придумал следующую хитрость. В стаде циклопа было много мощных, покрытых длинною шерстью баранов. Сын Лаэрта связал их по трое, и под каждым из средних баранов привязал по одному из своих товарищей. Для себя он выбрал самого крупного барана и повис на руках под его брюхом. Циклоп ощупывал у всех пробегавших мимо баранов их спины, но не догадался проверить, что скрывается у них под брюхом. Все товарищи Одиссея благополучно выбрались из пещеры. Последним медленным шагом шел вожак. Ощупав его, людоед тяжело вздохнул и сказал: «Это ты, мой любимец? Отчего ты сегодня выходишь после всех? Не таким ты бывал раньше! Видно, чувствуешь мою беду! Гнусный бродяга Никто, одурманив вином, лишил меня светлого зрения! Но я еще доберусь до него и отомщу за обиду!»

Сердце гулко билось в груди Одиссея. К счастью, циклоп этого не слышал. Он выпустил наконец барана и царь, освободившись сам, отвязал своих спутников. Теперь они были вне опасности и быстро отправились на корабль, гоня перед собой жирных баранов и козлов из Полифемова стада. Друзья, оставшиеся на судне, были несказанно рады их возвращению. Усевшись за весла, они поспешно отплыли от берега. Но тут на свою беду сын Лаэрта решил еще раз подразнить злодея. «Послушай меня, беспощадный циклоп! — закричал он. — Не я, а сам Зевс покарал тебя за святотатство! Будешь впредь знать, как пожирать беззащитных иноземцев, посетивших твой дом!» Людоед сообразил, что его в очередной раз провели. В страшной ярости он отломил от вершины горы огромный утес и с размаха швырнул его в ту сторону, откуда раздавался голос. Пролетев над кораблем, он рухнул в море совсем близко от его кормы. Огромная волна, образовавшаяся от падения, подхватила судно и понесла обратно к острову. К счастью, великан этого не знал. Одиссей успел оттолкнулся шестом от берега, а гребцы налегли на весла и отплыли в море на двойное, против прежнего, расстояние.