Блистательные неудачники

Один за другим они вставали на колени, а потом отходили от ее тернистого ложа, оставляя ей самые тяжкие свои грехи, отягощавшие их скорбный дух, пока вся хижина не стала похожа на огромный таможенный зал для досмотра желаний, а земляной пол подле медвежьей шкуры, на которой она лежала, не был отполирован множеством коленей так, что стал сверкать как серебристые бока последней и единственной ракеты, уходившей по расписанию из обреченного мира. А когда пасхальную деревню окутала ночная тьма, индейцы и французы сгрудились около своих потрескивающих костров и прижали к губам пальцы в жесте молчания и воздушного поцелуя. Почему мне так одиноко становится, когда я тебе об этом рассказываю? После вечерней молитвы Катерина Текаквита попросила разрешения сходить последний раз в лес. Отец Шоленек позволил ей это сделать. Она с трудом брела через поле, покрытое покрывалом тающего снега, в напоенную ароматом хвои сосновую рощу, в хрупкую лесную тень, ломая ногти о ветви и стволы, помогавшие ей брести в тусклом свете мартовских звезд к берегу покрытой льдом реки Святого Лаврентия, к вмерзшему в землю распятию. Отец Леконт писал: «Elle y passa un quart d'heure `a se mettre les 'epaules en sang par une rude discipline». Там Катерина провела 15 минут, исхлестывая себе плечи, пока они не покрылись кровью, и сделала она это без помощи своей подруги. Настал следующий день – среда на Страстной неделе. Он стал ее последним днем, этот день освящения хлеба и вина к таинству Святого причастия и крестных мук. «Certes je me souviens encore qu'а l'entr`ee de sa derni`ere maladie» [87]. Отец Шоленек знал, что это ее последний день. В три часа пополудни началась ее предсмертная агония. Преклонив в молитве колени вместе с Марией-Терезой и несколькими другими исхлестанными женщинами, Катерина Текаквита запинаясь повторяла имена Иисуса и Пресвятой Девы, часто будучи даже не в состоянии правильно их произнести, «…elle perdit la parole en prononcant les noms de J'esus et de Marie». Что же ты, отец, не записал в точности те звуки, которые она произносила? Она играла с Именем, она создавала правильное Имя, она сращивала все опавшие ветви Древа жизни. Ага? Муджа? Джуму? Вы, идиоты, она же знала тайное имя Господа из четырех букв! А вы дали ей улизнуть! Еще одной мы позволили улизнуть! А теперь нам надо посмотреть, кровоточат ли ее пальцы! Она же там была, пригвожденная и говорящая, готовая изменить мир, а мы дали острой пасти реликвария вгрызться в ее кости. Парламент!

17

Она скончалась в половине четвертого пополудни в среду на Страстной неделе, 17 апреля 1680 года. Ей минуло 24 года. Настал тот самый день. Отец Шоленек молился подле еще не остывшего трупа. Глаза священника были смежены. Внезапно он раскрыл их и в удивлении воскликнул:

– Je fis un grand cri, tant je fus saisi d''etonnement [88].

– Эээээээххххх!

Лицо Катерины Текаквиты стало белым!

– Viens ici [89]!

– Посмотрите на ее лицо!

Давай-ка мы теперь посмотрим, что писал об этом событии его очевидец – отец Шоленек, стараясь при этом не вдаваться в политические суждения и памятуя о том, что я обещал тебе хорошие новости. «С четырехлетнего возраста на лице Катерины оставались отметины от оспы; ее болезнь и истязания плоти при покаянии еще больше усугубили уродливые отметины недуга. И вот, всего через четверть часа после кончины, ее смуглое, изъеденное оспинами лицо преобразила внезапная невероятная перемена. В какое-то мгновение оно стало прекрасным и совсем белым…»

– Клод!

Отец Шошетье не мешкая пришел на зов друга, за ним следовали все индейцы деревни. Она как в сладком сне будто плыла в сгущающихся канадских сумерках, казалось, ее безмятежное лицо было выточено из алебастра и покрыто прозрачным стеклянным колпаком. Вот так на глазах изумленных обитателей миссии она отправилась в бесконечный путь смерти с прекрасным белым лицом без единой щербинки. Отец Шошетье произнес:

– C''etait un argument nouveau de cr'edibilit'e, dont Dieu favorisait les sauvages pour leur faire go^uter la foi [90].

– Шшшшшш!

– Цыц!

Спустя некоторое время через селение проходили два француза. Один из них сказал другому:

– Смотри, какая красавица там спит.

Узнав о том, кем она была, французы коленопреклоненно склонились в молитве.

– Давай смастерим ей гроб.

В тот самый момент девушка очутилась в механизме вечного двигателя небес. Бросив взгляд назад через невидимое свое плечо, она поиграла алебастровым лучом на прежнем своем лице и устремилась вперед под звук безумного смеха своей благодарной подруги.

18