Блистательный Гильгамеш

Но и гость смотрел на хозяина с удивлением. Гильгамешу казалось, что он видит отца. Таким, когда он сам был малышом, и Лугальбанда, старый, но могучий поднимал его высоко над землей. Еще и потому Гильгамеш обратился к хозяину с особым почтением, словно заговорил с собственным отцом.

— Прости, что нарушил покой твоей жизни, — сказал Гильгамеш, склонив голову. — Я слышал о тебе с рождения, Утнапишти, и счастлив увидеть тебя живым и здоровым. Я же сам — твой дальний потомок, правнук твоих правнуков, правлю народом Уруку. Зовут меня Гильгамеш, я сын славного Лугальбанды.

— По виду ты больше похож на человека, вернувшегося из царства мертвых. С тех пор, как я живу здесь, прошло множество лет, и мир мог измениться. Я не знаю, как теперь сторожат ворота в царство мертвых, и если ты оттуда пришел ко мне скажи сразу, так будет лучше.

— Я живой человек, хотя мог не раз и погибнуть на своем долгом пути к тебе.

— Хозяин, он не обманывает тебя, — вставил корабельщик. — Он и в самом деле Гильгамеш, тот, что правит народом Урука. Я слышал о нем разговоры богов, когда однажды, охотясь в лесу за змеем, забрел ненадолго в каменный сад и подошел близко к хижине Сидури.

— Кто бы ни был ты — мой ли потомок, или потомок другого человека, мне незнакомого, будь нашим гостем, — проговорил Утнапишти. — Вот моя хижина, в ней ты можешь передохнуть, ибо я вижу, что путь твой долог. И ты, корабельщик, ты отдохни тоже. Но скажи мне, Гильгамеш, какие страдания терзают твое сердце. Снова повторю, ты выглядишь так, как прежде не выглядели живые люди. Уж не говорю о твоем увядшем лице и поникшей голове, об изношенной одежде, какую в мои времена носили лишь нищие бездельники, но не цари. Я спрашиваю тебя о той тоске, которую ты носишь с собой.

Не она ли погнала тебя, Гильгамеш, по свету? Проходи же в хижину, спокойно располагайся, жена скоро принесет свежие лепешки, а пока ты можешь выпить свежей прохладной воды, и раскрой свои тайны.

— От тебя у меня нет тайн, Утнапишти, — ответил Гильгамеш.

* * *

— От тебя у меня нет тайн, Утнапишти, — ответил Гильгамеш и, пригнувшись, откинул циновку, висящую вместо дверей, чтобы войти в хижину своего дальнего предка.

Хижина удивила его убогим убранством, но ни слова он не сказал своему предку.

Так, как жил Утнапишти, в Уруке жили только безродные бедняки. На земляном полу лежала грубо сплетенная циновка. На стенах, слепленных из вязанного тростника с глиной, висел хозяйский инвентарь: каменные топоры, каменные ножи и каменные мотыги. Лишь ручки были у них деревянные, прикрепленные жилами. Во второй половине хижины было возвышение, сделанное из камней и глины. Его устилали высушенные травы, а поверх лежал грубый кусок ткани, какими пользовались пастухи.

К этому ложу и пригласил Гильгамеша предок.

— Располагайся, жена принесет тебе питья.

Тут же вошла пожилая женщина с добрым лицом. В глиняном кувшине, неровном оттого, что был сделан он не на гончарном круге, а слеплен ладонями, она поднесла холодную чистую воду. И Гильгамеш выпил ее с наслаждением.

Потом он снял с себя меч, кинжал и протянул хозяину.

Хозяин с интересом стал разглядывать оружие гостя.

— Хорошие мастера делали рукояти твоих ножей, если сумели прорисовать столь тонкие узоры. Но ты передай им, когда вернешься домой, что нож — это не безделушка, не украшение, нож — это защитник, спаситель и кормилец, и его нельзя делать из золота. В наше время из золота делали серьги, браслеты, кольца, а ножи положено делать из камня. Ибо тверже камня может быть только камень. А золото — материал мягкий. Потому у нас и не делали длинных ножей. Камень, если он длинен, становится ломким.

— Некоторые у нас тоже пользуются инструментом из камня, особенно старые люди и пастухи. Но в городе мастера быстро изготовят из бронзы любой предмет. Была бы руда, да плавильная печь. Мой меч, который ты назвал длинным ножом, мастера тоже выплавляли из бронзы. А золотые украшения мы носим по-прежнему.

Гость сказал много непонятных слов, но Утнапишти согласно кивнул, словно знал это все давно.

— Я готов услышать твой рассказ, Гильгамеш, о ветрах, которые погнали тебя по столь дальнему пути.

И пока Гильгамеш подробно рассказывал о смерти друга и брата, о подвигах, которые совершали они вместе, о великой печали и надежде найти то тайное средство, что дает людям вечную жизнь, о приключениях и встречах во время скитаний, Утнапишти внимательно слушал, лишь иногда сочувственно вздыхал и вздымал руки к небу. В начале рассказа вошла его супруга, замерла и осталась почти не дыша, боясь неловким движением помешать Гильгамешу.

А когда Гильгамеш кончил, долго молчали они, и каждый думал о своем, сравнивал рассказ своего молодого потомка, изможденного скитальца, первого из людей, кто вошел к ним в дом за множество лет, со своей судьбой и своими скитаниями.

Наконец Утнапишти негромко заговорил: