Блистательный Химьяр и плиссировка юбок

Насчет знания идиша лингвисты высказываются редко. Очевидно, не для ученых занятий этот скромный язык, на котором говорили еврейские бабушки и дедушки. И много поколений их предков. Хотя, как правило, они знали иврит (в столь вызывающей в Израиле улыбку местечковой «ашкеназской» форме), но все же в быту — а быт ведь и есть вся жизнь! — мастерски пользовались языком идиш. Так что их потомки, перешедшие на великий и могучий, разговаривая между собой, просто не могут обойтись без словечек и крылатых выражений на этом языке.

При этом интересно, что, говоря на одном и том же русском языке, они, стоит им ввернуть что-нибудь на идише, немедленно и автоматически употребляют эти слова на том диалекте, на котором говорили в родном местечке дед или бабка.

И кто говорит «вус», скажет «цурес» и «мишиге», а кто скажет «вос», употребит «цорес» и «мешуге». Хотя вообще-то что цурес, что цорес: разницы между ними не больше, чем между мишиге и мешуге… Словечки эти и выражения окрашивают весьма своеобразно речь русских евреев и придают ей некоторый колорит. Не стоит, наверное, от них отказываться. Но стоит их правильно понимать.

Чаще всего можно слышать такое выражение, как «азохн вей». Сначала выясним, как оно переводится, а уж потом поговорим об употреблении. Хотя, и не разбираясь в этимологии, употребляют его обычно по делу. Собственно говоря, писать-то следует «аз ох-н-вей», что дословно переводится: «Когда (хочется сказать) „ох!“ и „вей!“».

«Ох» понятно, от хорошей жизни такого не скажешь, а «вей» значит «горе», пришедшее с нами, скорее всего прямо с исторической родины, ибо все восточные народы выражают горестное настроение воплями и стонами «вай!», «ой-вой!» и «вай ме!». (Сравните с еврейским «Вей из мир!» и «Ой-вей!», обозначающими то же самое.)

Но еврейский язык идиш отличается одним качеством: слова в нем многозначны и зачастую выражают совсем противоположные качества. Причем собеседник это прекрасно понимает. А посторонний чаще всего — нет.

«Сынок, — говорит мама, — ты совсем не занимаешься. И ты надеешься сдать экзамены?» — «Азохн вей экзамены!» — отвечает юный балбес, что не следует понимать как ужас перед испытаниями, а совсем наоборот: «Тоже мне экзамены, мама! В гробу я их видел!»

А вот на вопрос «Как дела?» ответ «Азохн вей!..» нужно понимать буквально: «Такие дела, что остается кряхтеть „ох“ и „вей“». И выражение «А глик от им гетрофен», что дословно значит «Счастье ему привалило!» в действительности имеет в виду такую беду, что не дай Бог никому!

Но особенно в полноте и силе это свойство идиша раскрылось в широко употребляемом слове «шлимазл». Пришло оно из иврита — «шейлем мазаль»: «полное счастье», но стало обозначать человека, и такого, что, если вам кто-нибудь скажет, что у Рабиновича зять — просто шлимазл, не спешите поздравлять Рабиновича, веселиться ему не с чего.

Лучшее научное определение шлимазла дал великий ученый Ибн-Эзра, объяснив его так: «Если ты начнешь заниматься изготовлением гробов, то люди перестанут умирать ныне, и присно, и во веки веков. Аминь! А если ты займешься изготовлением свечей, то солнце станет посреди ясного неба и будет стоять ныне, и присно, и во веки веков. Аминь!» Теперь-то, надеюсь, вам ясно, кто такой шлимазл?

Зато слово «шикер» имеет один смысл: «пьяный». А «шикер ви аа гой» — так очень пьяный.

«Цорес (цурес)» — «несчастье», хоть с «о», хоть с «у»; «шиксе» — всегда женщина не еврейской национальности, и ничего обидного в этом слове нет: может быть, она — шведская королева, а может, жена турецкого султана. «Мишиге (мишуге)» — они же «мишигенер» и «мишугенер» — всегда сумасшедшие, иногда в ласкательном смысле, а «цудрейтер» — ненормальный. Пойти «ин дрерт» — «сойти в могилу».

А вот с «урлом» дело посложнее. В сущности, «урл» значит «необрезанный» и имело презрительный оттенок. Теперь оно переосмыслено, обозначает нечто грубое и неотесанное. Но — главное — употребляется зачастую одним необрезанным в отношении другого и никак не связано с древним смыслом.

Говоря по-научному, этот маленький труд следовало бы назвать «Определение качеств и степени сравнения в языке идиш». Но идиш, уложенный в строгие и жесткие научные рамки, сразу теряет минимум половину своей прелести и живости. Кроме того, мы не пишем учебник языка, а всего лишь стараемся обогатить русскую речь наших читателей путем добавления в эту полезную и сытную пищу щепотки соли и перца. Лингвисты вообще называют разновидность общего языка, употребляемую какой-то этнической группой, использующей словечки и обороты, не понятные другим, но создающие атмосферу взаимопонимания и доверия между своими, этнолектом.

Потому — да не обидится на нас читатель за неполноту, а также за то, что его дедушка произносил некоторые слова иначе. Что делать? Моя бабушка произносила их так. Ручаюсь, что думали они при этом одинаково.