Блистательный недоносок

Урод и Слепая составили чудную пару,
Урод и Слепая на маленьких скрипках играли,
А после, забывшись, терзали большую гитару,
И пели про гурий, живущих в восточном серале.

Урод и Слепая, обнявшись, встречали рассветы,

Урод и Слепая не знали, что были безумны,
И виделись им нисходящие в бездну кометы,
И слышались им голоса и сладчайшие струны.

Они проходили по жизни, как светская пара,

Они посещали приемы, банкеты, собранья,
И даже Войтыла, святой католический папа,
Одобрил их вечный союз, как венец мирозданья.

Им было плевать на безумье, на зло, на картины

Паденья и чванства живущих в подлунных столицах,
Они открывали друг в друге такие глубины,
Что, кажется, были едины в отверженных лицах

Но все это кончилось вмиг, как кончаются реки,

Которые падают вниз, в бесконечное море, —
Они вдруг прозрели, и стали, как те человеки,
Которых постигло большое и тяжкое горе.

Урод вдруг очнулся, Слепая ж открыла глазницы,

И все происшедшее стало им страшно и тяжко,
И долго глядели на вечность их бледные лица,
И долго сердца трепетали под тонкой рубашкой.

А после Урод застрелился, не выдержав пытки,

Слепая же, ставшая зрячей, разрезала вены,
И тихо стонали от горя столетние скрипки,
И пели про кровь, и про то, что грядут перемены.

Так кончился этот союз двух безумных созданий,

Так кончился этот визит на ристалища мира,
И долго еще утонченные пальцы латаний
Плели им венок, и рыдала скорбящая лира.

А следом иные безумцы пришли им на смену,

Но долго еще, повторяясь в бесчисленных масках,
Урод и Слепая не раз выходили на сцену,
И зрители плакали, веря свершившейся сказке.

Пауза.

Марина(удивленно). Как хорошо! А еще что-нибудь можешь прочесть?

Аркадий. Да, да, вот, пожалуйста, еще в том же духе! (Читает опять.)

Я молился не тем богам,
Плыл вперед не по той реке,
Ничего не прощал врагам,
Погибал в ледяной тоске.

Я глядел на пожаров медь,

Я дошел до края земли,
Зарекался влюбляться впредь,
И друзей забывал в дали.

Я иконы снимал со стен

Потемневших старых дворцов,
Разгребая руками тлен
Отошедших к богам отцов.

Я не знал, что такое боль,

Я надеялся жить всегда,
И моя проходная роль
Удавалась мне без труда.

Мне светила удача вслед,

Нет страны, где бы я не бывал,
И на мой отчаянный след
Набегал океанский вал.

Я всегда пел то, что хотел,

Я всегда пил много вина,
Плел венок из прекрасных тел,
И не знал, в чем моя вина.

Но теперь я понял, что был

Только пешкой в чужой игре,
Что стремительный бег кобыл
Вдруг закончился в декабре.

Что моя удача была

Только ширмой чужих утех,
И моя золотая стрела
Сгоряча полетела не в тех.

И поэтому я стою

На краю большого пути,
И уже ничего не пою,
И не знаю, куда идти.