Блистательный обольститель

— Я полагаю, что я слишком много говорю о полковнике… это может быть вами неправильно понято… — Она запнулась, затем добавила: — Он был так добр ко мне и Тимми. Благодаря его поддержке мы отправили свои деньги в Англию несколько месяцев назад. Он предложил нам деньги сразу после того, как Джордж умер от холеры… но я не могла бы взять их просто так, — она колебалась. — Я не хотела попасть в зависимость… от такой большой заботы… ну, вы понимаете.

Анне-Лиз понимала. У них обеих, значит, были одинаковые проблемы. Она дотронулась до руки Сары:

— Не волнуйтесь. Я никогда ничего не скажу… И я понимаю больше, чем вы можете себе представить. — Видя мрачное лицо Сары, она обняла ее. — Возможно, письмо придет сегодня.

Но писем не было ни в этот день, ни на следующий. Отвратительная жара июля сменилась выматывающей духотой августа.

Вечером шестнадцатого августа, когда жара окутала дом, как душное одеяло, пыльная повозка, запряженная двумя лошадьми, медленно въехала во двор. Ахмед, конюх Дерека, приказал вознице подать ему руку. Обе женщины, сопровождаемые горсткой слуг, поспешили во двор, руками заслоняя лицо от жаркого заходящего солнца. Женщины подошли к повозке. Ахмед и возница вытащили слабое тело Дерека, который был без сознания. Сара издала пронзительный крик:

— Он ранен!

Ахмед угрюмо кивнул:

— У господина сломана нога, а спина прострелена пулей гильзаев — да покарает Аллах их вероломные сердца! — они напали на господина и его отряд в ущелье Кибер. Господин и несколько его солдат помогли нам избежать захвата гильзаями. Спасшиеся вернулись с повозками, чтобы вывезти раненых и прикрыть отступление. Господин очень плох.

«Но зачем доктор отправил его домой в такую жару, когда ему лучше было бы остаться в Кабуле?» — хотела спросить Анне-Лиз, но сдержалась. Она быстро направила людей в комнату Дерека. Сара, как помешанная, шла за ними. Когда Дерека положили на кровать, Анне-Лиз приказала вознице привести врача, затем велела Саре проследить, чтобы слуги принесли холодной воды и лимонада, если Дерек проснется. Когда Сара вышла из комнаты, Анне-Лиз повернулась к Ахмеду:

— Почему доктор отправил господина из Кабула, если он так тяжело ранен?

Когда он ответил, она побледнела:

— А господин знает?

— Нет, госпожа. Он был слишком плох, чтобы интересоваться этим.

— Хорошо. Ничего не говори остальным, я расскажу полковнику сама, когда ему станет лучше. Он должен направить все свои силы на выздоровление.

Анне-Лиз оставила Ахмеда, чтобы он раздел господина; на лестнице она столкнулась с Сарой, несшей кувшин с водой.

— Дай Ахмеду пять минут, а потом пусть он вымоет полковника. Я пошлю ему немного овсянки чуть позже.

С этими словами она оставила Сару, чтобы та позаботилась о Дереке, зная, что так Саре будет легче. Она успокоила ее только к ночи, и сама села дежурить у кровати Дерека. Под утро Дерек начал шевелиться. Его потное лицо было наполовину скрыто повязкой. Изогнувшись от боли, он оторвал кусок простыни, обнажив верхнюю часть тела и бедро.

«Он потрясающий мужчина!» — подумала Анне-Лиз, и краска стыда залила ее лицо. Широкоплечий, с черными волосами, покрывавшими грудь и выглядывавшими из-под повязки. У Дерека был плоский живот и изящные бедра наездника. Под простыней четко вырисовывались его длинные ноги. Сильная мускулистая рука протянулась к ней, он что-то пробормотал на пушту, потом закричал:

— Черт бы вас побрал, ублюдки!

Затем снова послышалось бормотание: он просил воды. Она быстро налила воды и приподняла ему голову. Голова была тяжелой, но она влила немного воды в его спекшиеся губы. Когда он отпил, глаза его открылись и он попытался что-то сказать.

— Почему… так темно? Где… что случилось?

— Потому что сейчас ночь, а вы в безопасности, в Канпуре. Большая часть вашего отряда в Кабуле, — она взяла его руку.

Он взглянул на нее: в его глазах были боль и слабость, вызванная настойкой опиума, которую дал ему врач.

— Это… Анне-Лиз?

— Да.

Его пальцы дотронулись до нее.

— Ты похожа… на конец тяжкого кошмара. Я чувствую… как будто я все еще сплю, только теперь… я вижу райский сон…

Она тихо рассмеялась:

— Ваш сон вполне реален, поскольку я ангел.

— Ты не знаешь… на что это похоже. — Его лицо покрылось испариной, но он пытался продолжить: — Они резали нас на полосы…

— Теперь все прошло. Не надо больше говорить, только отдых поможет вам встать на ноги.

Казалось, он не слышит ее:

— Сколько… сколько человек вернулось?

— Я отвечу вам утром… но вернувшиеся уверяли, что выжили многие.

Несмотря на слабость, он продолжал крепко сжимать ее руку:

— Останься со мной еще. Поговори со мной об Англии… о чем-нибудь. Я должен освободить мое сознание… думать об обычной жизни.

Она улыбнулась:

— Я совсем не помню Англии. Я провела пятнадцать лет в Китае. Моей первой игрушкой были счеты.

Пот от боли и жара заливал его глаза.

— Тогда расскажи мне о Китае.

И она рассказала ему, как все свое детство проходила в стеганой пижаме, о тутовых шелкопрядах, как они кружились, об ужимках ее любимиц, кантонских мартышек. Вскоре его дыхание сделалось ровным, и он уснул.