— ИРА как-то добралась до него, — сказал Мак. — Временные. Мы тоже кое-чем промышляли в тех же местах, желе и все такое. Они и нам копирнули, вот что.
Картонная трубка в руках Роббо вдруг стала вдесятеро тяжелее. Он ожидал карты, плана действий Группы, возможно чертеж, чтобы заложить чего-нибудь гнусное в сикхский храм на улице Виктории.
— Ты хочешь сказать, эта штука работает?
— Да! Я попробовал его… на добровольце. — Он ухмылялся. Просто ухмылялся и подмигивал. — Слушай, такая ядовитая штука. Рядом с нею носи очки. Если просрешься и ясным взглядом посмотришь даже на кусочек Попугая, то вот и все. Так мне сказали. Запрись с бутылкой водки и отключись полностью. Такое обеззараживание стирает кратковременную зрительную память, что-то в этом роде.
— Боже. А как же Временные. Если у этой сказки есть зубы, то почему она?… — Роббо закончил неопределенным жестом, намекавшим на бумажную нейтронную бомбу.
Улыбка Мака стала шире, демонстрируя агрессивную зазубренную полоску коричневатых зубов, как всегда бывало, когда он говорил о главной акции Группы.
— Может, у них родилась новая забавная идея… а, может, они расходуют время на что-то большее. Подумывал когда-нибудь о захвате телестанции? Всего на часок? Не думай, а то станет плохо.
…Мертвые телеэкраны смотрели на него из другого покрытого трещинами магазинного окна, из простой забегаловки, которая также давала в аренду индийские видеофильмы. Ее и выбрали за это. Почему эти тараканы не хотят выучить английский? Группа даст им намек: трафарет с Попугаем уже на месте, банка выскользнула из кармана, самая лучшая реакция на всем западе. В школе Роббо никогда не побеждал в драках, его всегда били до жгучих слез, и он научился хорошим, безопасным, удовлетворяющим методам расплаты. Мины-ловушки Группы АА — самые лучшие из всех, такое регулярное и прилипчивое пристрастие.
Лучше, если это будет последнее или предпоследнее задание. Двадцать — хорошее, круглое число, однако небо, похоже, светлеет за скрывающим все оранжевым городским светом.
Если он обойдет кругом улицу Альма, то сможет ударить по «Маркизу Гранбай», где, как все говорят, собираются местные гомики. Захватили старый, добрый паб, извиваются ужами и даже не стыдятся, заражают СПИДом, только взглянув на тебя, сволочи. Прямо в центре их стеклянной входной двери, значит, ярко-алым, в фут высотой…
Свет ударил его железным кулаком. Очки преобразовали свет в болезненно-яркие полосы. Роббо крутнулся на пол-оборота, пытаясь заслонить глаза чем-то тяжелым и порхающим в левой руке. В этом тяжелом оказалась неровное отверстие, свет мощного фонаря просветил насквозь, и совсем рядом раздался голос:
— А не скажешь ли мне, что ты?…
Когда луч опустился и голос замер, он увидел сквозь трафарет Попугая дрожащие очертания полицейского шлема. За изрезанным послеобразом в поле зрения вошло лицо, азиатское лицо, как и следовало ожидать в этой части города. Глаза смотрели слепо, рот шевелился. Роббо читал старые книги о таинственных убийствах, где на неизвестном трупе оставалось необъяснимое выражение шока и страха. Теплый труп свалился на него, инерция увлекла обоих в стекло, которое разбилось на тысячи звенящих осколков.
Так не предполагалось. Бомба не должна взрываться, пока не окажешься в шести милях от нее. Где-то рядом возник образ второго полицейского шлема.