Но успокаиваться нельзя… Враг коварен, и силы у него еще много… Мы должны объединиться в одной воле, в одном чувстве, в одной мысли — победить и уничтожить Гитлера и его армии, несущие смерть и рабство, рабство и смерть и больше ничего… Для этой великой цели нужна ненависть… В ответ на вторжение Гитлера в наши окраины — ненависть, в ответ на бомбардировки Москвы — ненависть… Сильная, прочная, смелая ненависть… Не черная, которая разрушает душу, но светлая, священная ненависть, которая объединяет и возвышает, которая родит героев нашего фронта и утраивает силы у работников тыла.
Да здравствуют победные багряные знамена нашей славной Красной Армии, да здравствуют братские народы Советского Союза, да здравствует весь русский народ, да здравствует Москва, да здравствует наш главнокомандующий Сталин!
28 июля 1941
НЕСКОЛЬКО ПОПРАВОК К РЕЛЯЦИЯМ ГЕББЕЛЬСА
Подряд шесть ночей сотни бомбардировщиков Гитлера налетали на Москву. Они мчались волнами со всех сторон, намереваясь обрушить огромный груз бомб на Кремль, для того чтобы Риббентроп шумно захлопал в ладоши: «Слушайте, слушайте, Кремль стерт с лица земли, население в панике бежит из разрушенного, пылающего города».
Теоретически, несколько сот бомбардировщиков, приблизившись ночью на большой высоте, должны сделать свое черное дело, тем более, что их вели пилоты с железными крестами и особенными бронзовыми и серебряными орденами, которыми Гитлер награждает за количество зверских налетов.
Это были опытные нибелунги, любители взлетающих на воздух городских кварталов и добрых пожаров с заживо сгорающими людьми.
Как и надо было ожидать, после налетов на Москву, Риббентроп радостно, подобно ребенку при виде красивых бабочек, захлопал в ладоши и сообщил миру все вышесказанное.
После бомбардировок я объездил Москву и установил, что: Кремль, с церквами хорошего древнего стиля, с высокими зубчатыми стенами и островерхими башнями, столько веков строжившими русскую землю, и чудом архитектурного искусства псковских мастеров — Василием Блаженным — как стоял, так и стоит, поглядывая на июльские облака, где грозными шершнями, как струны, гудят наши истребители.
Улицы Москвы полны народа, спешащего по своим делам или занятого устройством обороны.
Кое-где на площадях заделывают воронки, убирают разбитые стекла, заколачивают окна, у киосков толпятся люди, дожидаясь стакана фруктовой воды, проезжают автомобили с пожарными в стальных шлемах. На бульварных скамейках — старички с газетами. На крышах босоногие стриженые мальчики, наблюдающие за небом.
Вот два обгорелых дома, на их крыши вчера свалился фашистский бомбардировщик, сбитый высоко в небе прямым попаданием зенитного снаряда, — он угодил ему в брюхо и взорвал на нем бомбы, — куски самолета и нибелунгов рухнули на крыши в вихре черного дыма.
Далеко от центра города разрушены здания детской больницы и клиники. На площади перед ними много воронок. Немцы мужественно кружились над детской больницей, пока не провалили ей крышу. Разрушено большое здание школы, к счастью, дети оттуда были заранее вывезены. Сгорели деревянные фанерные лавки колхозного рынка, — этот пожар, как принято писать, был виден за несколько десятков километров. Кое-где видны полуобгорелые деревянные домишки старой Москвы, предназначенные на слом. От прямого попадания бомбы, обрушилось крыло драматического театра, похоронив под обломками прекрасного актера, дежурившего в эту ночь на крыше.
Долетевший до Москвы десяток самолетов сыпал зажигательные бомбы целыми пригоршнями. Москвичи в первую же ночь научились справляться с чердачными пожарами; много им помогали дети, любители сильных ощущений; отлично работали пожарные команды.
Разрушений в общем так немного, что начинаешь не верить глазам, объезжая улицы огромной Москвы… Позвольте, позвольте, Риббентроп сообщил, что вдребезги разбита Центральная электрическая станция. Это ужасно! Подъезжаю, но она стоит там же, где и стояла, даже стекла не разбиты в окнах. По своим маршрутам ходят трамваи и троллейбусы. Город живет обычной напряженной, шумной жизнью.
Как же случилось, что несколько эшелонов прославленных бомбардировщиков, истратив столько драгоценного горючего, потеряв шестьдесят девять очень дорого стоящих машин и отправив из двухсот двадцати восьми железнокрестных летчиков одну часть в Валгаллу, другую в лагерь для военнопленных, не смогли поразить мир неслыханным злодейством? Чему же их учил Гитлер? Я был эти ночи недалеко под Москвой, и вот мои кое-какие наблюдения.
Несомненно, Гитлер сильно удручен и даже, наверно, взбешен своими чрезмерными потерями на фронте, неудавшимся планом широко разрекламированного «блицкрига» и крайним неудобством не предусмотренной им партизанской войны у себя в тылу. Ему немедленно нужно было эффектное дело.