Толстые губы Тимура двигались бесформенной массой, выплёвывая ругательства и самые страшные угрозы в адрес пасечника и всего Васильково. Фёдор Маркович смотрел и ощущал, как в нём поднимается волна неудержимого раздражения. Врезать бы ему по этим мерзким губищам, чтобы заткнул поганый фонтан.
- Замолчи, скотина, - с необъяснимой ненавистью подумал Фёдор Маркович и едва не произнёс этого вслух.
Зато налетевшая вдруг пчела ужалила Тимура в нижнюю губу.
- Ай. Дерьмо. Больно-то как. Видишь, что происходит? Говорю, спалить эту пасеку надо.
И вторая пчела ужалила его в веко. Тимур заорал пуще прежнего. Схватился за пистолет. Третья пчела ужалила в руку. Ещё одна во второй глаз. Следующая опять в губу. Тимур запрыгал, закрутился как бешеный и с бешеным рёвом побежал прочь от пасеки.
В небе, оглашая воздух торжествующим карканьем, кружил ворон.
- Прочь. Прочь.
Фёдор Маркович застыл в тревожном раздумье, посматривая то на ворона, то оборачиваясь на пасеку, то поднимая к глазам акт на оборотной стороне которого было перечислено всё его такое знакомое ещё по детству имущество.
- Как же это?
Нет, этого не может быть. Он, должно быть, путает что-то. Всё это ему снится. Пусть его укусит в щёку пчела, чтобы скорее проснуться...
- Ай.
Нет, он всё же не спит.
- Чёртов пасечник. На что же ты меня подписал?
Крик его поднялся высоко в небо, подхваченный ветром разнёсся по округе и вернулся к нему неясным шёпотом трав, жужжанием пчёл, пением птиц. Все они обращались к нему, приветствовали его - нового хранителя. Пасечника. И он слышал всякого из них. И это было великое знание - огромная сила.
Издалека, донеслись хлопки пистолетных выстрелов. Туда как раз и полетел ворон. Фёдор Маркович усмехнулся и направился в ту же сторону. В голове было ясно. В сердце закипала злость.