Блицкрига не будет!

Всё это мелькало на дальнем рубеже сознания, при этом сам я вместе со штабом продолжал работать. В тыл для подрыва моста ушла группа. Батальоны выдвинулись на исходную. И наша операция началась. В свете поднимающегося светила всё ещё спящий город выглядел просто сказочно. Булыжные мостовые, стены из более мелкого, чем привычно, кирпича. Странные для русского взгляда расцветки стен и крыш.

Первые несколько домов мои десантники прошли тихо. Входили в дом, проверяли и, где надо, зачищали квартиры и шли дальше. Постепенно растекались по боковым улицам и переулкам. Каждый взвод делился на три группы. Две штурмовые, одна по правой стороне улицы, другая по левой и группа огневой поддержки. Но чем дальше, тем сильнее проявлялось сопротивление. Немцы, наконец, очухались и начали сопротивляться. Где-то разрозненно, а где-то подчиняясь командам офицеров, организованно. Всё чаще раздавались винтовочные выстрелы и автоматные очереди. Ближе к центру резко стучали немецкие «МГ».

В городе, как оказалось, практически не было техники. Два танка, «Pz-II» и «Pz-III», и пара «Ганомагов». Но они были у ратуши. А пока фрицы пытались контратаковать на улицах. А фиг вам, не с теми связались. Их теснили и теснили, выдавливая к центральной площади, не давая ни одного шанса. Уж больно разный был уровень подготовки, и, не в пример тому 1941-му, не в пользу вермахта. Сначала просто входили в подъезды домов и двери квартир, потом, когда фрицы стали стрелять из окон, рвали двери гранатами, а пару раз, там, где ширина улиц позволяла, а огонь противника был плотным, подгоняли БМД и пробивали проход выстрелами из его пушки.

Самая большая сложность была в том, что ребята имели строжайший приказ беречь население, так что тяжёлые огневые средства применялись очень ограниченно. А немцы стали применять любимый приём – прятаться за мирными обывателями. Поставят в окне жильцов и стреляют из-за их спин. В одной из квартир такой ублюдок прикрылся двумя девочками и начал стрелять из автомата, просунув его между ног одной из них. Парни проявили чудеса храбрости и ловкости, но достали гада и выкинули из окна третьего этажа, предварительно сунув ему его же гранату… ну сами понимаете куда. При этом двое из четверых были ранены, но, к счастью, легко.

Девочки остались живы, и санитар взвода, как мог, оказал помощь пострадавшей малышке. Накал боя нарастал, а вот темп начал снижаться, что никуда не годилось. И комбат-3 получил приказ начать атаку через мост в направлении ратуши. Атакованные с тыла и зажатые с двух сторон немцы начали отходить всё быстрее и быстрее, стараясь вырваться из города. Это ещё не были испуганные и задёрганные солдаты конца войны, отходили они почти организованно, стараясь задержать моих десантников насколько возможно. Но в нашу задачу входило уничтожение противника, а не его вытеснение. Мы ведь не пехота, чтобы занять и удерживать рубеж. Мы в рейде. Вошли, уничтожили, пошли дальше.

Поэтому наш импровизированный танковый батальон пошёл в обход города, отрезая отступающей немчуре пути отхода к юго-западу. Третий батальон рвался к центру города, нанося удар вдоль берега реки Нарев. Там, на площади, мы потеряли одну БМД и получили первые потери. На ступенях ратуши фрицы установили противотанковую пушку, справа и слева притаились два танка.

Взвод, первым вырвавшийся на площадь, почти сразу потерял четверых, скошенных пулемётным огнём, а сунувшуюся на помощь БМД накрыл двойной залп из танковой пушки и орудия. «Pz-II» угробили, подобравшись поближе и закидав гранатами. Противотанковое орудие просто осталось без прислуги. Её в считаные минуты выбил снайпер. Он же украсил ступени ратуши узором из трупов тех фрицев, которые пытались к этой пушке подойти. Эту новость принёс один из помощников комиссара, прибежавший к штабу составить боевой листок.

А я вспомнил появление Зверобоя, в миру Ильи Малышева, в полку и происхождение его прозвища. Где-то в феврале, придя утром в штаб полка, я услышал громкий спор. Часовой препирался с кем-то у входа. Этим «кем-то» оказался невысокий, худощавый пацан в странной шапке с очень длинными «ушами». Увидев меня, часовой замер смирно, а его собеседник резко повернулся и буквально впился в меня глазами. На вид ему было лет 16–17. Лицо тонкое, с резко очерченными скулами, небольшой прямой нос, плотно сжатые тонковатые губы. И взгляд из-под прямых бровей, бьющий, как выстрел.

– В чём дело, товарищ? – спросил я, подходя ближе.

– Вы командир? – пацан был настроен решительно.

– Говорите конкретней, – я намеренно говорил сухо, – командир чего? Или вы имеете в виду командира вообще, офицера? Так это ясно по форме и погонам.

– Командир полка. – Парень ещё больше набычился.

– В таком случае, да, я командир полка.

– Я хочу быть десантником!

Тут я не выдержал тона и улыбнулся. Я вполне мог представить себя, говорящего это военкому в семнадцать лет.

– Отлично. Когда вам исполнится 18, приходите в военкомат и просите, а не поможет, требуйте. А пока…