Блитвуд (ЛП)

— Да, — сказал Жилли, когда я упомянула ему об этом. — Это самое опасное время зимы, когда запах весеннего рассвета будоражит кровь. Даже спрайты вырывают друг другу волосы.

Я стала свидетелем, как мисс Шарп сорвалась на мистера Беллоуз за то, что тот принёс ей фиалки; Беатрис сделала выговор Долорес за то, что та была «болтуньей», а Альфреда Дрисколл отказалась принести Джорджиане чашку чая и сказала ей, что она не была «её прислугой». Джорджиана отомстила, начав распускать слухи, что мать Альфреды была дочерью торговца, а вовсе не одного из Первой Сотни. Я поймала себя на том, что позлорадствовала, подумав, что как минимум кто-то ещё ощутил вкус терапии Джорджианы, но затем почувствовала себя виноватой, когда обнаружила плачущую Альфреду в том же самом чулане, где я несколько недель назад застала Шарлотту.

Что касается Диан, они казались необычно сдержанными и свирепыми. В один из вечеров на ужине Берти пошла забрать тарелку со стола Диан и Андалусия Бомон отняла у неё тарелку, запустив свои ногти настолько глубоко в руку Берти, что пришлось вызывать Жилли, чтобы заставить её сбросить свою хватку.

— Они впали в «Дрессуру Охоты», — сказала мне Сара в сочельник равноденствия. — Лучше держаться от них подальше. На твоём месте, я бы сходила в город и навестила своего поклонника, — добавила она с лёгкой завистью.

Мне часто казалось, что Сара мечтала иметь своего собственного «поклонника», чтобы навещать его, и что она получала «заимствованное» удовольствие в моих фиктивных отношениях.

— Он сказал, что придёт завтра, — поделилась я с ней, утомившись от скрытной атмосферы.

Я начала опасаться, что Рэйвен не придёт, и я навечно застряну в этом опустошающем мавзолее.

Но проснувшись следующим утром, я почувствовала перемены в просачивающемся через окно у моей кровати воздухе. Он пах… свежестью. Как живой организм. Я села в кровати и выглянула в окно. За ночь вся жижа на лужайке растаяла. Река вырвалась из оков льда и мерцала в утреннем солнце. Даже тёмная угроза леса Блитвуда посветлела из-за россыпи нежной зеленой растительности среди более тёмной зелени сосен.

— Смотрите! — я окликнула Дейзи с Хелен. — Весна!

Дейзи с Хелен втиснулись ко мне на кровать и прижались лицами к окну.

— Разве это не забавно, — сказала Дейзи, оконное стекло запотело от её дыхания. — Сегодня первый день весны. Словно лес знает.

Я задрожала от мысли, что лес знает всё.

— Давно пора, — сказала Хелен, прогнав фантазию Дейзи щелчком своей косы. — Папа прислал мне новый весенний наряд из Парижа.

За завтраком на каждом столе стояли букетики из фиалок с рукописной запиской, в которой говорилось «Счастливой Весны! От Дома Фиалок Шарпов». Пока девушки восклицали о том, как мило было со стороны тётушек мисс Шарп прислать нам цветы, я смотрела на свои столовые приборы. На моей тарелке лежало письмо с почтовым штемпелем Шотландии. Я взяла его дрожащими руками и едва не порезала себя столовым ножом, которым принялась открывать письмо.

— Ава получила любовное письмо, — сухо высказалась Хелен.

Но это было даже лучше, чем любовное письмо.

«Дорогая мисс Холл», — начиналось письмо.

«Мне было весьма любопытно получить Ваш запрос с наведением справок о книге «Порочность Ангелов», особенно учитывая, что он исходит от дочери Эвангелины Холл. Я очень хорошо знал Вашу мать, и я жутко оплакивал весть об её кончине. Намедни я вспоминал о ней, когда обнаружил копию «Порочность Ангелов» здесь, в Готорне. Полагаю, что она хотела бы, чтобы я лично привёз копию Вам. По стечению обстоятельств, я планирую отправиться в путешествие по поселениям в апреле. Думаю, будет лучше, если я захвачу книгу с собой. Я телеграфирую Вам, когда сяду на корабль и организую нашу встречу. А тем временем, я убедительно прошу Вас никому не рассказывать о нашей переписке. Исходя из обстоятельств, о которых я просвещу Вас позже, я предпочту, чтобы никто не знал, что я отправляюсь в путешествие с книгой. Надеюсь на встречу с Вами в апреле.

С уважением,

Герберт Фарнсуорт

Архивариус, школа Готорн»