Читаем Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд» полностью

«Должны были придти эти поэты. Я же запомнил одну девчушку, которую подстригли прямо на сцене. Как-то раз появились GINGER JOHNSON'S AFRICAN DRUMMERS — около дюжины музыкантов играли на здоровенных африканских барабанах. В компании шести исполнителей на ситарах был там и полностью «съехавший» на «кислоте» Донован с глазами, подведенными, как у Клеопатры. Я потом спросил у него, понравилась ли ему тусовка, но он совершенно ничего не помнил».

Специально «Спонтанный Андеграунд» не рекламировали, лучшим промоушном были ползущие по городу слухи да загадочные приглашения типа:

ПУТЕШЕСТВИЕ

приносите мебель игрушечный пропеллер бумажный коврик

краску связку воздушных шариков маскарадный костюм маску

робота свечу ладан лестницу колесо

фонарь себя самого и всех остальных

13 марта в 17.00

marquee club 90 wardour street w1

Хотя участие группы из четырех студентов в мероприятии никак не рекламировалось, ее название можно определить по надписи на басовом усилителе — «THE PINK FLOYD SOUND», — которая хорошо видна на единственной уцелевшей пленке, зафиксировавшей дебют состава в «Спонтанном Андеграунде».

По своему обыкновению, там присутствовал Джон Хопкинс. «Народу собралось немного, — вспоминает он, — человек 40 или 50.

Группа исполняла не музыку как таковую, она исполняла ЗВУКИ! Волны и стены звуков, в корне отличавшиеся от того рок-н-ролла, который игрался до них. Это было похоже на сумасшедшие эксперименты со звуком музыкантов, занимающихся серьезной музыкой, а не попсой. Нечто подобное делал Джон Кэйдж (John Cage). И вот, откуда ни возьмись, появляется четверка молодых студентов художественного колледжа и исполняет потрясающе ненормальную музыку, которая «сдувает крышу» у многих. Очень впечатляюще!».

Весной 1966 года THE PINK FLOYD SOUND превратились в завсегдатаев «Спонтанного Андеграунда», и молва о них пошла гулять среди людей искусства из числа друзей Хопкинса, включая и Майлза. «Они были первыми из тех, кого я услышал, — говорит Майлз, — кто старался сочетать нечто вроде интеллектуального экспериментаторства с тем рок-н-роллом, который мне всегда нравился. То, с чем ты взрослеешь, остается с тобой до конца жизни, ты знаешь наизусть слова всех этих песенок, какими бы дебильными они ни были…».

«В конце 50-х я был рок-н-ролльщиком, этаким крутым тедди боем, вроде стиляги. Потом я окунулся в джаз, и почти четыре года и слыхом не слыхивал, чем живет рок-н-ролл. Я был типичным продуктом художественного училища, воспитанным на американских абстракционистах-импрессионистах и на творениях бит-поколения. Я и с БИТЛАМИ-то повстречался на вечеринке по случаю дня рождения Аллена Гинзберга. Но тогда их музыкой я еще не увлекался. А вот музыкальный синтез, изобретенный ФЛОЙД (или существовавший в моем воображении), показался мне действительно выдающимся».

Владелец того самого книжного магазина «Indica» был весьма польщен предложением дать статью о ФЛОЙД — первый материал о них в прессе! — не где-нибудь, а в Нью-Йорке, в новой андеграундной газете «The East Village Other». Вообще-то изначально американцы попросили его вести колонку по альтернативному искусству Великобритании. «На первых порах, — замечает Майлз, — я не воспринимал ФЛОЙД как личностей. Я считал их частью лондонского авангарда того времени».

Питер Дженнер, в свою очередь, сначала не задавался целью выявить какую-либо рок-н-ролльную команду, будь она трижды «экспериментальной». «Как интеллектуальный сноб, выходец из среднего класса, я вырос на джазе, — объясняет он, — в те времена заработать на поп-музыке было трудновато, она еще не стала предметом всеобщего внимания и интереса. Считалось, что даже молодежь увлекается классикой — вот эта музыка была «подходящей». Если вы были слегка «с приветом», вам надлежало увлекаться джазом. А если вы действительно считались чокнутым по полной программе, то вас привечал чикагский блюз. Мне по душе был электрический блюз — Бо Дидли (Во Diddley), Мадци Уотерз (Muddy Waters), — но я не воспринимал его в исполнении белокожих парней из Лондона. Шедевром их музыку я не назвал бы, хотя и встречался с Эриком Клэптоном. Впрочем, тогда он чувствовал то же, что и я».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное